– У тебя есть на это право, – проговорила Кэсс. – Но у меня есть право не отвечать на них. Мне кажется, ты опоздал со своими вопросами. – Они неотрывно смотрели друг на друга, и за это время она с торжеством, от которого ей стало не по себе, убедилась: да, она сильнее его. Она могла его сломать: ведь ему, чтобы успешно противостоять ее воле, пришлось бы пуститься на хитрости, на которые он просто не был способен.

Она вновь увидела перед собой тот праздничный, в голубых цветах луг. Все оживало в памяти, приводя ее в сладостный трепет: его тело, тяжело навалившееся на нее, охватившее ее желание, ее страх и лукавство. Не здесь. А где? О, Ричард. Знойное солнце, равнодушно-безмятежное небо и они двое, сгорающие от страсти на залитом солнцем лугу. Она знала, что должна уступить, что нельзя дать ему вот так уйти, да и не могла сопротивляться этим рукам… Руки… Но страх сковывал ее, она понимала, что ничего не знает. А разве нельзя подождать? Ждать. Нет. Нет. Его губы обожгли ей шею и грудь. Тогда пойдем в лес. Пойдем в лес. Он широко улыбнулся. Воспоминание об этой улыбке впилось ей в сердце. Тебе придется нести меня на руках, я могу разве что ползти, ты разве не чувствуешь этого? И еще: Пусти меня в себя, Кэсс, возьми меня, возьми, клянусь, я не предам тебя, ты и сама это знаешь.

– Я люблю тебя, Кэсс, – проговорил он трясущимися губами, в глазах его застыло страдание. – Скажи, где ты была, скажи, почему ты отдаляешься от меня?

– Почему я отдаляюсь? – беспомощно повторила она. И вдруг, задохнувшись от запаха смятых цветов, заплакала…

Она смотрела на него снизу вверх, солнце било ей прямо в глаза, потом она закрыла их, а голова все равно была полна солнцем. Он убрал одну руку с ее тела, и то место, где только что лежала его ладонь, сразу же охватил холод.

Я не сделаю тебе больно.

Пожалуйста…

Разве только чуть-чуть.

О, Ричард, пожалуйста…

Скажи, что любишь меня. Скажи. Скажи. Сейчас.