Для совместной работы оставались у них только вечера и выходные. Сначала они задерживались по вечерам, запирались в кабинете Софьи, но сколько тут наработаешь, ведь никто не освобождал Софью не только от служебных обязанностей, но и от домашних дел, — магазинов, готовки, стирки, уборки, — все чаще прихварывала мать, ждала Маринка со своими уроками, родительскими собраниями, неожиданным взрослением и первыми женскими заботами. Ждал, наконец, Леонид, с которым они расходились все больше и дальше, но все-таки жили вместе, ничего еще не решая, хотя и опять намекали Софье об его «амурных» делах, даже парочку анонимок прислали, поименно называя его «прихехешниц». Она морщилась, читая, брезгливо комкала листки, выбрасывая в корзину, и решила молчать — не время было трепать нервы никчемным разговором с мужем. Да теперь почему-то и не казалось ей это таким уж важным, как еще два-три года назад. А может, и нет ничего, наговаривают, на чужой роток не накинешь платок, кое-кому в институте определенно не по душе ее быстрое возвышение, даже и о них с Кентом, об их вечерних бдениях какие-то слухи идут, Леонид однажды прозрачно намекнул на это.

И Кент стал по вечерам приходить к ней домой, засиживался часа до двенадцатого, но и это было не очень удобно. Софью то и дело отвлекали, Леонид да даже и мать поглядывали на Кента косо, к тому же он прокуривал за вечер всю квартиру. Кент осторожно намекал, что можно работать у него, никто не помешает, но Софья отмалчивалась — не хотелось давать лишних поводов для пересудов. Наконец он прямо спросил:

— Боишься ты, что ли?

— Ничего я не боюсь, — раздраженно сказала Софья, прислушиваясь к громыханию телевизора за стеной — Леонид смотрел хоккей. — Давай работать.

Она попыталась сосредоточиться, но взрывы хоккейного шума в конце концов заставили ее выйти, холодно попросить мужа:

— Сделай, пожалуйста, потише.

Леонид медленно повернулся к ней злым красивым лицом, протянул руку и выключил телевизор совсем, спросил, многозначительно растягивая слова:

— А может, мне совсем выселиться, чтобы вам… — сделал он паузу, — было приятнее работать?

Софья повернулась, вошла к себе и громко, чтобы слышал Леонид, сказала Кенту:

— Пойдем к тебе, поработаем, часа два у нас еще есть.

Кент жил недалеко, в однокомнатной квартире. Софья впервые была у него и увидела обычную холостяцкую небрежность и беспорядочность — разбросанные вещи, пыль на подоконниках, неприбранную кухню, киснущее в ванне белье.

— Ну и свинюшник у тебя…

— А что? — смутился Кент. — Мне в общем-то не мешает.