— Агуреев корыстен? — спросил Русаков.

— Да, — подтвердил Патриарх, — в этом еще одно его отличие от тебя. Он корыстен, хотя и умеет работать не покладая рук. Его корысть не столько в высоких окладах и премиях — он их, кстати, честно отрабатывает, — сколько в тщеславии. Любит почет, уважение, награды — их у него целый иконостас, — любит то высокое место, которое занимает.

— И вы все же рекомендуете мне его в заместители?

— Да, — подтвердил Патриарх. — Лет семь-восемь он будет честно тянуть свою лямку, и если ты слегка прикроешь глаза на его в общем-то маленькие слабости, вы можете неплохо сработаться. Под тебя он копать не будет, — да это и не в его власти, — а дело свое сделает.

— Значит, мне надо соглашаться?

— Сейчас — нет, — качнул большой головой Патриарх. — Я хочу, чтобы твое решение было до конца осознанным, обжалованию не подлежащим. А в таком настроении ты вряд ли способен на это. Давай договоримся так. Время у нас еще есть, плохим бы я был генералом, если бы принимал такие решения в последний момент…

— И много у меня времени?

— Я бы предпочел получить твой ответ пораньше. Жду твоего звонка в любое время, а крайний срок… три с половиной месяца, я думаю, достаточно?

— Хорошо, Николай Аристархович.

— Значит, так, — Патриарх улыбнулся, — в новогоднюю ночь, где-нибудь десять — пятнадцать минут первого, ты мне звонишь, поздравляешь с Новым годом и говоришь свое решение.

— Ясно, Николай Аристархович. Могу быть свободным?

— Так торопишься уйти?

— Да нет, конечно, — смешался Русаков, — Мне кажется, что вы устали… У вас есть еще дела?

— Дел у меня хватает… как и у тебя. Ладно, иди.

Патриарх приподнялся, протянул Русакову руку.

— И помни: я верю в тебя.

Не ошибся Патриарх…

39

39