— Я сказал тебе, не лезь. — повторил Антипин. — Потом, тебе все равно с ним не справиться.

Хлопнула дверь, Марзя с несвойственной ему торопливостью подскочил к Сеньке, сгреб его, тряхнул и поволок к двери. Что там происходило, за дверью, Крылов не хотел знать. Сенька вернулся в избу минут через десять, притихший и отрезвевший. Лицо, волосы и гимнастерка были З аюто вранегу.

Борзов и Антипин привели избу в порядок.

— Накурили — топор вешай! — вошел Максимыч, разделся, присел на скамью. — Ты, московский, в армии кем был?

— Пулеметчиком, потом стрелком.

— Сеня, возьмешь новичка к себе.

— Обойдусь без него.

— Ты чего?

— Марзя ему голову намылил! — оживились партизаны.

— Значит, за дело. Лошадям дайте на ночь овса. Лузгин опять обоз обстрелял.

— Едем? А я что говорил! — ухмыльнулся Фомин.

— Значит, Сеня, новичок с тобой. Винтовку тебе, московский, завтра найдем.

— Наши винтовки за Ямполем, в лесу.

— Знаю, Силаков говорил. Зря я ему Бурлака отдал, зря. Ну, а теперь спать. Как, Поль, они тут без меня?

— А ничего, Андрей Максимыч. Известное дело, молодежь, силы девать некуда.

— Некуда? Найдется куда.

Так закончился этот волнующий счастливый и в то же время горький день в жизни Крылова, потому что, кроме радости, он познал слепую, оскорбительную неприязнь к себе со стороны тех, кого считал товарищами. Горечь эта наверняка была мимолетна, но она отложилась в его сознании как новая крупица трудного жизненного опыта.

3 ДАЛЕКО ОТ СТАРОЙ БУДЫ

3

ДАЛЕКО ОТ СТАРОЙ БУДЫ