В донских степях выла метель. Ветру раздолье — то стеной ломит в открытом поле, то захороводит в оврагах, а то заиграет густыми снежными россыпями и начнет громоздить сугроб на сугроб — тогда не видно ни земли, ни неба за снежной сыпью. Нет беды худшей, чем в такую пору сбиться с дороги, вьюга играючи запутает пешехода, заведет в белую трясину да и похоронит в ней. Человеку лучше переждать дома лихое время: с ветром и снегом не совладать — сами угомонятся, когда устанут от вьюжной свадьбы.
Только война не ждала, пока уймутся снега и метели, — ее жернова безостановочно перемалывали людскую плоть. День и ночь шла по бездорожью пехота, натужно урчали танки и, соперничая с ветром, выли снаряды и мины. Сколько людей оставалось под снегом до весны, не узнать. Живые шагали дальше, минный вой сливался с плачем метели, и нельзя было наверняка сказать, где фронт и где тыл.
К хутору Семенковскому брели из степи закутанные до глаз, полуобмороженные голодные солдаты, и никто не узнал бы в них тех розовощеких самоуверенных молодцов, которые летом наступали на восток. Они выныривали из метели и снова исчезали в ней. У них теперь почти не было никаких надежд выжить в страшной войне.
Неподалеку от хутора расположилась артиллерийская батарея, и Вышегор вздрагивал, когда начинали бить орудия. Он был еще слаб, ночами его мучили кошмары, днем у него случались жестокие приступы головной боли. Он подолгу сидел на крыльце — холод и снег действовали на него успокаивающе, — а если позволяла погода, бродил по хуторским тропинкам. Провал в его памяти оставался, Вышегор еще не мог восстановить свое прошлое. Оно распадалось на мелкие клетки, каждая из которых существовала порознь. Батарейные залпы еще сильнее дробили эту пеструю мозаику, причиняя Вышегору резкую боль. Тогда он спешил укрыться в хате, стены которой приглушали орудийный грохот.
Во время прогулок Вышегор навещал учительницу Любовь Тарасовну. Она встречала его с неизменной доброжелательностью. Семейная жизнь у нее не сложилась. Брак, закончившийся разводом, принес ей глубокую неудовлетворенность. Решив начать жизнь заново, она покинула Сталинград, где жила с родителями и поселилась в Семенковском. За несколько лет привыкла и к хутору, и к хуторянам. Местные парни пытались ухаживать за ней и даже делали ей предложения, но она так и осталась одинокой. Жила для школы, для дочери, которая в сорок втором году должна была пойти в первый класс. Война закружила обеих по сталинградским дорогам, а потом свела со старшиной Вышегором, у которого сама же отняла семью год тому назад. Медленное выздоровление Вышегора было бы невозможно без заботливых рук Любови Тарасовны. Она ухаживала за ним, лечила его отварами из трав — благодаря ей приступы головной боли случались у него все режерога к дому Любови Тарасовны была нетрудна, и Вышегор не боялся заблудиться даже в метель. Сначала надо было держаться вдоль хат, потом вдоль вешек до речки, а за речкой опять по улице.