В прифронтовой солдатской землянке встретила новый год Лида Суслина. Неровно горела коптилка, тягуче лилась песня о бродяге. Лиде было немного грустно: вместе с сорок вторым годом, казалось, была прожита целая жизнь.

Лида вспомнила Покровку, друзей и знакомых. Все-таки было что вспомнить. Левка Грошов не взволновал ее, не затронул в ней никаких струн. Мелькнул — и стал тенью, бесплотной и безликой. А вот Костя. Он был настоящий друг, только она не сразу поняла это.

— Давай, Кравчук, веселую, чего тоску нагонять! — оживился младший лейтенант Якушкин.

— Промочить бы — грамм под двести! — и гармошку.

— Весна придет — промочишь!

Лида теперь живой нитью связана с этими людьми. И с Женей Крыловым и с Сашей Лагиным тоже. Встретиться бы, только редко бывает, чтобы встречались. Интересно, что принесет сорок третий?..

Саша Лагин лежал на госпитальной койке. Боль притупилась, он думал о матери, о Гале, о товарищах, о войне. Ему самому не очень повезло: пять месяцев на фронте, а уже три раза ранен. Конечно, бывает и хуже.

Что все-таки с Галей? Где Женька? Где теперь Седой?

А Седой сидел на вокзале своего тихого владимирского городка. В холодном, слабо освещенном помещении, кроме него, никого не было. Он вдыхал кислый запах старых стен, глубже кутался в полушубок, култышки ног ныли, а тоскливые мысли не давали покоя.

До Москвы он ехал в санитарном поезде, от Москвы до Хопрова — в пассажирском. Нашлись люди — перенесли его на вокзал. Возвращению домой он не радовался. Он еще не определил, что это — желанный приют или капитуляция перед жизнью. Он приехал в Хопрово лишь потому, что надо было куда-нибудь приехать. Но быть для кого бы то ни было обузой он не хотел.

Он ощупывал рукоять пистолета: безотказный металл в любой миг избавит его от страданий и унижений. Еще не поздно было повернуть назад, сесть в первый попавшийся поезд, выбраться на глухом полустанке и уйти неузнанным, непримирившимся. Сколько его друзей ушли навсегда, сколько еще уйдут. Он — не исключение, и никто не помешает ему поставить точку.

А металл опять напоминал ему: «Не торопись, Лагину слово дал — нажать на спусковой крючок всегда успеешь…»

Вошел железнодорожник.

— Новый год, служивый! Куда едешь?

— Друг, помоги… добраться до дома. Видишь ли, я без ног.

«Что было — видел, что будет — увижу, — решил про себя, снимая руку с пистолета. — Попробую жить…»

Всякое нес людям сорок третий год — одним надежду, другим тревогу, третьим горе — как к кому повернется судьба.

Шагала в пехотном строю ротная медсестра Аня Чистова, нашедшая было на войне свою любовь, но так и не дождавшаяся рядового Алексея Лобова, погребенного в братской могиле за Доном; в теплушке воинского эшелона ехал на фронт учитель химии из Покровки Яков Борисович Сухотин; в саратовском госпитале тяжело умирал бывший десантник-доброволец Клюев…