— Пугал фриц, а? Все равно не попадет! Жить будем — не помирать!

Он достал из вещмешка кусок сахара, ножом расколол его на три части.

— Сейчас котелок греть, чай надо.

— Зачем котелок, — возразила мать, — обедать давно пора, самовар готов. Садитесь за стол.

Сафин положил перед Люсей самый большой кусок, самый маленький оставил себе.

— Наливай, мамаш, много пить надо!

— Заварка липовая, теперь у всех такая.

— Вода сильный, мельницу ломать!

Они ели щи и картошку, и Люся с улыбкой смотрела в смешные щелочки его глаз и слушала, как он похрустывал солеными огурцами. Он пил чай из алюминиевой кружки и опять шумно дул, вспучивая щеки, и девочке казалось теперь, что она давно знала этого веселого человека. Он выпил три кружки, и на лбу у него выступили капельки пота.

— Хорошо ел, спасибо, мамаш! — проговорил он, вставая и беря полушубок.

— Куда же ты?

— В хозвзвод, к старшина. Овес, сено надо.

Стоя у порога, он свернул цигарку, нахлобучил на голову ушанку, заткнул за ремень рукавицы. Потом взял винтовку и вышел, хлопнув дверью.

Вскоре он привез на санях немного сена, перенес его во двор, дал по охапке лошадям и корове и, не заходя в избу, уехал снова. К вечеру он возвратился недовольный.

— Овес нет, клевер нет, ничего нет! Конь есть надо, пушку возить. Лошади устал, человек нет, а пушку лошади возят, человек не возит.

— Какой теперь овес? Хорошо, что коровенка, какая ни на есть, осталась. Проживем как-нибудь. Клевер-то под Понизовкой.

— Понизовкой? Куда ехать? Я привезу!

Вдали разорвался снаряд. Мать досадливо махнула рукой:

— По людям, будь он неладный. Там…

Сафин обрадованно улыбнулся, с грубоватой нежностью похлопал мать по плечу и заметил, что она вовсе не старая. Это тревоги и одежда состарили ее.