— Скоро придем…

Старший сержант Крылов исполнял теперь обязанности командира взвода.

Холода и метели, будто утомившись от однообразного натиска на пехоту, сменились оттепелями. В феврале обманчиво повеяло весной. Снег потяжелел, подтаял. Пехота шлепала по воде в валенках, полы шинелей потемнели от сырости, полушубки наволгли. Километр за километром тянулась по земле сырая снежная борозда, а солдаты шли и шли дальше, принимая как должное и оттепели, и заморозки, во время которых валенки то набухали, то превращались в звенящие ледяные болванки.

— Подтянись, пехота! — подавал голос старший лейтенант Якушкин, теперь командир батальона. — Промокли, что ли?!

— Мои больше не промокают! — смеялся курносый пехотинец, шлепая валенками по снеговой жиже. — Сейчас промочить бы!

— Ему не положено, — оживились в колонне. — Он в прошлый раз за двоих выпил!

— Скоро отогреемся — не вешать носа!

Лес давал пехоте мимолетное пристанище. Солдаты засыпали у костров, а потом опять шагали по капризным февральским дорогам.

23 СЛЕД ЧЕЛОВЕКА

23

СЛЕД ЧЕЛОВЕКА

Наконец-то Сафин остановился в деревне. Он подогнал лошадей ко двору, придержал за вожжи, пережидая провизжавший снаряд. Рассветало. По улице, разматывая катушку, спешил связист, возвращалась с передовой кухня. Под копытами лошади и полозьями саней звонко скрипел смерзшийся за ночь снег. Пахнуло кислым запахом сгоревшего жилья, и это напоминание об огне крупной дрожью отозвалось во всем теле у Сафина. Постукивая твердыми, как булыжник, валенками, он отстегнул и подобрал вожжи. Лошади понуро стояли на ледяном ветру, их впалые животы и худые бока были покрыты инеем. Всю ночь по бездорожью они тащили пушку, а теперь с молчаливой покорностью ожидали своей дальнейшей участи. Острая жалость к ним кольнула Сафина. Волглой, полузамерзшей, похожей на боксерскую перчатку рукавицей он потрепал по холке кобылу, не поднимавшую головы. Гнедой тряхнул мордой, понимающими грустными глазами взглянул на Сафина и робко, просяще заржал.

— Терпеть надо… — Сафин погладил гнедого по морде и снова посмотрел на ворота старенького, крытого соломой двора. — Сено будет, тепло будет.

Он вытащил колышек, вставленный в петли вместо замка, отворил одну половину ворот, потом другую, завел упряжку с орудийным передком во двор, прикрыл изнутри двери, оставив щель для света.

Во дворе был полумрак. Пахло навозом и сеном, и это ветхое строение показалось Сафину самым уютным местом на земле. Когда глаза привыкли к полумраку, он различил отгороженный жердями и соломой угол, в котором стояла корова. Сафин подошел ближе. Корова неподвижно и выжидающе смотрела на него, пока не вздрогнула от разорвавшегося за деревней снаряда.