Едва рассвело, мать услышала скрип саней и бодрый басок Сафина. Она заторопилась на крыльцо и ахнула: Сафин привез воз клевера.

Возбужденный, раскрасневшийся от мороза, он весело покрикивал на лошадь.

— Здорово, мамаш! Хороший клевер, лошади сильный будут, корова сильный.

Мать отворила ворота, принесла вилы — Сафин поддел ими целый ворох.

— Просыпал фриц, поздно стрелял, далеко был!

Он щедро навалил клевера корове, засмеялся:

— Войны нет, клевер есть, молоко будет!

Днем, выспавшись на лавке, он сузил глаза в щелочки:

— Липовый чай давай, мамаш! Хлеб, сахар есть, у старшина брал!

Он опять выпил три кружки, потом сходил к лошадям, наколол дров, принес воды. К матери он относился с грубоватой нежностью, которая как-то не вязалась с его напористой манерой говорить.

— Зачем Люся в такой валенки ходит? Маленький надо, по нога надо.

— Так ведь износились ее-то, а новых нет.

— Мне давай, починять буду! Дома все сам делал.

Он принес войлок и кожу, ссучил дратву и сел подшивать Люсины валенки. Он наслаждался этой совсем невоенной работой и, чуть склонив набок голову, щелочками глаз разглядывал ровный дратвенный шов.

— Будешь ходить во какой! — он поднял руку ладонью вниз. — Моя работа — хороший работа!

Люся надела валенки, как надевают только что купленные туфельки, а Сафин, глядя на нее, смеялся круглыми ямочками на щеках.

— Шапка могу шить, шуба шить, дом строить могу, печка могу!

— А у самого шуба с дыркой, — лукаво поддразнила Люся. Ей было легко и весело с этим смешным татарином.

— Фриц делал. Низ ничего, тепло верх, верх дырка нет, — Сафин сам захохотал над своей шуткой. — Память будет!

Вечером мать встретила бойцов у порога. Первым вошел небритый, за ним курносый, потом показался старший сержант и закрыл за собой дверь. Они опять оттаивали у печки, а мать ждала четвертого, но больше никого не было. Она вопросительно взглянула на старшего сержанта.