«В Саратове… Это на Волге…»

— Как я сюда попал?

— Тебя привезли в санитарном поезде. Ты скоро поправишься и опять будешь здоров.

— Какое сегодня число?

— Пятнадцатое июня.

«Июня… Я бежал к ребятам в мае…»

— А Камзолов с Мисюрой?.. Василь Тимофеич?..

— Опять бредит.

Он ничего больше не сказал. Он устал от разговора.

Организм Крылова упорно отвоевывал себе право на жизнь. В июле Крылов уже смог писать. Он выздоравливал, но чувство оторванности от привычной среды не покидало его. Он снова и снова мысленно возвращался в свое прошлое.

Он оставил передовую в мае, и она вставала в его памяти майской, освобожденной от грохота разрывов, свиста пуль, боли и трупов. Он видел широкое поле, залитое солнцем, лес, одевшийся в зеленый наряд, товарищей, негромко напевающих у блиндажа:

Батареи, конечно, уже давно не было на старом месте. Фронт передвинулся на запад, Крылов безнадежно отстал от своих друзей, и неизвестно, удастся ли ему когда-нибудь догнать их, возвратиться назад, как Костромину, Пылаеву и Маякину.

* * *

В конце июля отозвались мать и Саша, а потом пришла, наконец, весть из батареи, долетела к нему в Саратов бумажным треугольником.

«Привет с фронта!» — эти слова прозвучали для него незнакомо и дали ему почувствовать, как далеко он был от своих товарищей, продолжавших шагать по дорогам войны.

«…пишет тебе Василь Тимофеич, а все помогают. Мы сейчас в деревне, фрицы отступают, а самоходки бьют. Мы обрадовались, что ты жив, желаем тебе поправиться. Мы теперь четверо: я, Мисюра, Гусев и Омелин. Не знаю, как и сказать: Миша Камзолов погиб, когда форсировали Буг. Мы пушку держали, а его ранило, он упал и утонул. Огонькова тоже ранило, и комбата ранило. У нас теперь новый комбат. Наводчиком сейчас Мисюра, а я за командира. Мы из новой пушки подбили «пантеру» и три бронетранспортера…»

«…пишет тебе Василь Тимофеич, а все помогают. Мы сейчас в деревне, фрицы отступают, а самоходки бьют. Мы обрадовались, что ты жив, желаем тебе поправиться. Мы теперь четверо: я, Мисюра, Гусев и Омелин. Не знаю, как и сказать: Миша Камзолов погиб, когда форсировали Буг. Мы пушку держали, а его ранило, он упал и утонул. Огонькова тоже ранило, и комбата ранило. У нас теперь новый комбат.

Наводчиком сейчас Мисюра, а я за командира. Мы из новой пушки подбили «пантеру» и три бронетранспортера…»

Крылов долго лежал с письмом в руках. Он не мог представить себе, что Камзолова больше нет. При этом сердце у него тревожно ныло, будто рана открылась вновь.

Недели через две после них отозвался Пылаев.