Трой спал на крыльце под шум все усиливавшегося дождя, когда каменное чудовище сделало первый плевок, после чего из пасти побежала тонкая струйка. Падая с высоты семидесяти футов, капли воды под действием ускорения ранили землю, как пули. Поток, постепенно становившийся мощнее, размывал почву все дальше и дальше от угла колокольни. Когда же ливень пошел стеной, струя и вовсе превратилась в водопад. Проследив ее путь, мы бы увидели, как жидкая дуга, берущая начало от пасти горгульи, выгнувшись над резным цоколем, над грудой рядом лежащих камней и над могильным бордюром Фэнни Робин, опускается прямо на земляной холмик.

До недавнего времени булыжники, сваленные в этом месте, предохраняли почву от размывания, но в летние месяцы их убрали. Теперь поток воды падал прямо на голую землю, причем гораздо дальше от стены, чем обыкновенно. Церковный сторож не предусмотрел этого обстоятельства: темный угол кладбища за колокольней был до недавнего времени почти заброшен. Годами сюда не доставляли новых обитателей, а если кого-нибудь и хоронили, то лишь нищего, браконьера или иного грешника, чей грех отделял его от остальных.

Итак, в ту ночь горгулья изливала весь свой гнев прямо на свежую могилу. Рыхлая бурая земля бурлила, как горячий шоколад. Струя, набирая силу, зарывалась в почву все глубже. Шум воды в быстро образовавшемся бассейне раздавался в ночи, заглушая прочие шумы проливного дождя. Растения, заботливо посаженные кающимся возлюбленным Фэнни, зашевелились и закружились. Фиалки, перевернувшись корешками вверх, превратились в комки грязи. Луковицы подснежников и других цветов подпрыгивали так, будто варились в котле. Цветущие пучки вода размыла, вырвала и унесла.

Трой проспал на жесткой скамье всю ночь и проснулся тогда, когда уже совсем рассвело. Двое суток он не был в постели, потому теперь плечи его одеревенели, ноги ослабли, голова отяжелела. Вспомнив, где находится, он встал, поежился, взял лопату и вновь направился к могиле.

Дождь давно перестал, и солнечные лучи пронизывали зеленые, коричневые и желтые листья, на которых, как капельки лака, сверкала влага. Пейзаж, напоминающий полотна ван Рёйсдала и Хоббемы, был исполнен того бесконечного очарования, которое неизменно порождается союзом воды, света и цвета. После ливня воздух стал прозрачен, и на умеренном расстоянии краски казались яркими, как на переднем плане, а те предметы, которые находились за колокольней, были видны не менее отчетливо, чем она сама.

Трой зашагал по гравийной дорожке, ведущей к могиле Фэнни. Камешки, вчера совершенно сухие и чистые, покрывал тонкий слой грязи. Заметив на тропинке пучок корней, вымытых добела и похожих на сухожилия, Трой нагнулся: неужели это примула, которую он посадил? Через несколько шагов ему попалась луковица, затем еще и еще одна. Несомненно, крокусы! Растерянный и обеспокоенный, Трой обогнул колокольню, и через несколько мгновений его взгляду представилась ужасающая картина.