Напоследок она сказала Габриэлю, чтобы тот, во избежание повторного разрушения могильного холма, попросил церковных смотрителей отвести медный водосточный желоб чуть в сторону и отвернуть морду горгульи. Желая пересилить нарочитым великодушием ту злобу, к которой ее толкали более низменные женские инстинкты, Батшеба отерла грязь с надгробного камня так, словно высеченные на нем слова были ей приятны, и возвратилась домой.

Глава XLVII Происшествие на море

Глава XLVII

Происшествие на море

Трой шел в южном направлении, стремясь обрести дом в любом уголке земли, исключая Уэзербери. Это желание продиктовано было сложным смешением чувств: утомленностью отвратительным, на его взгляд, однообразием фермерской жизни, мрачными воспоминаниями о той, что лежала теперь на церковном дворе, раскаянием перед нею и всеобъемлющим неприятием общества жены. Образы печальных свидетельств кончины Фэнни грозили никогда не стереться из памяти, и это делало пребывание в доме Батшебы невыносимым.

В три часа пополудни Трой очутился у подножья пологого, более мили длиной, склона холма, который вместе с соседними взгорьями образовывал стену, стоящую вдоль моря. Этот барьер отделял земли, возделываемые руками человека, от дикого побережья. Дорога, взбегавшая наверх, была ровна и безукоризненно бела. Ее края, постепенно сближаясь, упирались в небо. Сейчас, в слепяще солнечный день, на всей этой длинной наклонной плоскости не было заметно ни единого признака жизни. Трой брел по дороге, изнывая от такой усталости и такого уныния, каких никогда не испытывал прежде. Теплый воздух сделался удушлив, а вершина как будто все удалялась.

Наконец Трой взобрался на гребень и, как Бальбоа[66], ступивший на тихоокеанский берег, был поражен бескрайностью и новизной открывшегося ему пейзажа. Стальную поверхность моря лишь кое-где тронула рука гравера, чей резец оставил легкие линии, неспособные возмутить гладь огромного целого. Справа, у портового города Бадмут, копьеобразные солнечные лучи обесцветили воду, сообщив ей яркий масляный блеск. Небо, земля и море – все было недвижимо. Только бахрома молочной пены, как множество языков, лизала прибрежные камни.

Трой сошел с холма в маленькую скалистую бухту. Ощутив прилив свежих сил, он решил отдохнуть и выкупаться, прежде чем продолжить путь. Разделся и прыгнул в море. Плаванье в бухте показалось ему незанимательным: скалы преграждали путь океанской волне, и вода была тихой, словно в пруду. Миновав два отрога, Геркулесовы столбы[67] этой уменьшенной копии Средиземного моря, Трой, к несчастью, попал в незнакомое течение – неощутимое даже для самого легкого судна, однако небезопасное для пловца, застигнутого врасплох. Троя сперва потянуло влево, а затем резко понесло в открытое море.