– Сейчас идем. А скажи-ка, Уильям, – прошептал Сэмуэй, – не слыхал ли ты одного странного разговора?

– Какого? Не про сержанта ли Троя, ребята? – ответил Смоллбери, тоже понижая голос.

– Ага. В Кестербридже его видели.

– Слышал. Только сейчас от Лейбена Толла. Да не верится мне. А вот, кажись, и сам Лейбен.

Шаги сделались громче.

– Лейбен?

– Он самый, – откликнулся Толл, подходя ближе.

– Слыхал еще что-нибудь?

– Нет.

– Мне думается, лучше нам помалкивать. Потому как если это неправда, чего хозяйку зря волновать? А ежели правда, то все равно от разговоров пользы не будет. Они беды не отвратят. Дай-то Бог, чтобы это оказалось вранье. Пускай себе Генери Фрэй и его дружки говорят об нашей госпоже что хотят, а мне она ничего дурного не сделала. Норовистая, рубит с плеча, не подумавши, однако смелости у нее не отнять, и лгать она не станет, как бы правда ей ни вредила. Мне не с чего хозяйке зла желать.

– Многие бабы помаленьку привирают, а она ни-ни. Это редкость. И ежели что дурное про тебя думает, то прямо в лицо скажет. Не станет за глаза ругать человека.

Разговор иссяк. Каждый из мужчин погрузился в собственные размышления, и только шумы веселого праздника временами нарушали тишину. Но вот из дома хлынул поток света, и в ярком четырехугольнике дверного проема возникла знакомая фигура Болдвуда. Он закрыл дверь и медленно зашагал по тропинке.

– Хозяин, – прошептал один из собравшихся. – Давайте-ка притаимся. Тогда он пройдет мимо. Не то ему не понравится, что мы здесь торчим.

Не заметив людей у зарослей высокого кустарника, Болдвуд дошел до ограды, постоял немного, затем оперся о калитку и протяжно вздохнул. Работники расслышали его тихие слова, сказанные самому себе:

– Господи, только бы она пришла! Иначе этот вечер принесет мне одни мучения! О моя дорогая, любимая, зачем ты заставляешь меня томиться в ожидании?

Болдвуд замолчал. На несколько минут вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь отзвуками музыки и смеха. Затем послышался шум легкого экипажа, который ехал вниз по склону с холма. Двуколка остановилась у ворот. Болдвуд поспешил обратно к двери, отворил ее и в лучах, осветивших тропинку, увидел Батшебу.

Ему удалось скрыть свои чувства под маской обыкновенной приветливости. Работники слышали, как фермерша, негромко смеясь, попросила извинить ее за опоздание. Болдвуд ввел гостью в дом, и дверь опять затворилась.

– Боже праведный! А я-то думал, у него эта блажь давно прошла! – воскликнул один из мужчин.

– Коли ты так думал, то ты, значит, совсем не знаешь нашего хозяина, – ответствовал Сэмуэй.