– Просто попроси хозяина.

– Ой нет, я с мистером Болдвудом говорить не смогу. Лучше уж с хозяйкою.

– Хорошо, зови ее, – согласился Сэмуэй.

Когда Лейбен входил в дом фермера, веселый шум вырвался наружу, подобно волне, накрывшей собою пустынный берег. Едва дверь затворилась, все звуки пирушки вновь слились в приглушенное бормотание. Сэмуэй и Смоллбери стали ждать, временами поеживаясь от легкого ветра и оглядывая темные верхи деревьев, плавно колеблющиеся на фоне неба. Казалось, будто происходившее в доме нисколько не занимало приятелей. Один из них принялся было ходить взад-вперед, но вскоре остановился, решив, по-видимому, что для прогулки не время.

– Верно, Лейбен уже разыскал госпожу, – сказал Смоллбери, прерывая молчание. – Может, не захотела она с ним говорить?

Дверь открылась, и Толл вышел.

– Ну? – в один голос произнесли оба приятеля.

– Не стал я ее спрашивать, – пробормотал Лейбен. – Там народ из кожи вон лезет, чтобы разгуляться. Пока веселье как-то не от души идет, хотя все есть, чего только пожелать можно. Делайте со мной что хотите, а мне духу не хватило в конец праздник расстроить.

– Пойдемте-ка все вместе, – мрачно сказал Сэмуэй. – Ежели случай подвернется, может, я с хозяином потолкую.

Перешагнув порог, друзья очутились в зале, которая и была избрана местом празднования, как самое просторное помещение в доме. Парни и девушки приготовлялись плясать. Батшебу это привело в растерянность: еще молодая и стройная, она в то же время ощущала гнет своего солидного положения. Подчас ей и вовсе казалось, что являться на праздник не следовало. Вместе с тем, не приди она, это было бы с ее стороны неучтивостью. В конце концов она выбрала средний путь, решив заехать на часок, а потом незаметно удалиться. Она дала себе обещание не танцевать, не петь и вообще не принимать в торжестве деятельного участия.

Проведя намеченный час в беседах и в наблюдении за веселящимися, Батшеба разрешила Лидди не торопиться, а сама стала собираться домой, зайдя в небольшую гостиную. Здесь, как и в главной зале, стены были украшены остролистом и плющом, ярко горел свет. Не успела Батшеба пробыть в уединении и минуты, как вошел хозяин дома.

– Миссис Трой, вы ведь еще не покидаете нас? Праздник только начался!

– Прошу меня простить, но я хотела бы уйти, – произнесла Батшеба с беспокойством в голосе, памятуя о своем обещании и зная, каких слов следует ждать от Болдвуда. – Поскольку еще не поздно, – прибавила она, – я пойду пешком, а возница и Лидди вернутся, когда пожелают.

– Я все пытался улучить минуту, чтобы поговорить с вами. Вы, должно быть, догадываетесь о чем, – сказал Болдвуд. Батшеба молча потупилась. Он с жаром продолжил: – Так вы согласны?