– Худо будет, если он поймет, что мы его слышали, – заметил третий из собравшихся.
– Зря мы раньше к нему не подошли и всего не выложили, – подхватил первый.
– Стало быть, дело грозит еще большей бедой, чем мы думали. Бедный мистер Болдвуд! Тяжело ему придется. Хотел бы я, чтобы Трой жарился… Прости мне, Господи, такие желания! И все-таки дрянь тот человек, который шутит с женой такие шутки. Как только он здесь появился, дела в Уэзербери под гору пошли. Теперь меня в дом ноги не несут. Заглянем сперва к солодовнику Уоррену, а, соседи?
Сэмуэй, Толл и Смоллбери, выйдя из ворот, направились в солодовню, а другие вошли в дом. Окно старого Уоррена, как всегда, было освещено. Трое друзей приблизились к его жилищу не с улицы, а со стороны сада. Вдруг Смоллбери, шедший немного впереди, остановился и прошептал:
– Тс-с-с! Глядите-ка!
В свете, который лился через стекло, они увидали, помимо плюща, увивавшего стену, человеческую голову.
– Подкрадемся поближе, – тихо сказал Сэмуэй.
На цыпочках подойдя к солодовне, друзья убедились в том, что сомнения их были напрасными: перед ними стоял Трой. Он заглядывал в окно, очевидно прислушиваясь к разговору между Оуком и Уорреном, чьи голоса доносились изнутри.
– Пирушка-то в ее честь, верно? – сказал старик. – Это только для виду веселье к Рождеству приурочили?
– Не могу сказать.
– Так оно и есть, ты уж мне поверь. Дивлюсь я на Болдвуда! Ну не дурак ли? В его-то годы сохнет по бабе, а ей и дела до него нет!
Увидав Троя, Сэмуэй, Толл и Смоллбери тихо удалились, как и пришли, через сад. Отойдя от солодовни так, чтобы их не услышали, три друга, как один, остановились.
– Струхнул я немного, когда лицо его увидел, – признался Толл, тяжело дыша.
– Мне тоже не по себе стало, – ответил Сэмуэй. – Как нам быть-то?
– По моему разумению, это не наше дело, – пробормотал Смоллбери с сомнением.
– А то чье же? Это всехнее дело! – возразил Сэмуэй. – Хозяин того и гляди не по той дороге пойдет, да и хозяйка впотьмах блуждает. Надобно сейчас им все рассказать. Ты, Лейбен, лучше ее знаешь. Ступай и скажи, что у нас, мол, есть к ней разговор.
– Не гожусь я для этого, – забеспокоился Толл. – Пускай Уильям идет. Он старший.
– Я впутываться не желаю, – ответил Смоллбери. – Уж больно дело муторное. Вот увидите: с минуты на минуту он сам к ней явится.
– А ежели нет? Откуда нам знать? Ступай, Лейбен.
– Ну ладно, коли так надобно… – неохотно согласился Толл. – А сказать-то что?