— Умница, — удовлетворенно сказал он.

Через некоторое время я спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил он серьезно, без всякой бравады, после того как прислушался к себе, замедлив шаг.

Потом, уже не помню как, мы оказались в кафе, и он заказал мне мороженое, а себе воду.

— Почему ты меня сегодня балуешь?

— Подкупить хочу, — улыбнулся отец. — А зачем, знаешь? Чтобы ты рассказал мне про маму…

— Что рассказал?

…Господи, я и так могу разреветься, я и так вижу все вокруг, словно сквозь бельма, а тут еще — про маму…

— Ты знаешь — вот у тебя даже лицо стало опрокинутое… Смешной ты сейчас. Скажи, не бойся. Я знаю, ты ее болельщик, а не мой, но должен ведь кто-нибудь когда-нибудь поболеть и за слабую команду… Он ведь бывает у вас, правда? И часто?

Мороженое мое тает.

— Мама любит тебя. Одного тебя! — говорю я и голоса своего не слышу.

— Ложь, — грустно говорит отец.

— Одного тебя! — кричу я, и на меня оглядываются.

— Ну хорошо, хорошо… Не реви…

Ему стыдно и противно. И до чего же плохо он выглядит…

— У вас свободно? — спрашивает одна из двух нарядных молодых женщин, уже собираясь сесть.

— Нет, — говорит отец, — мы ждем товарища… Извините.

Нас оставляют в покое.

— Послушай… У меня есть сбережения, они на твое имя…