— Зачем ты это говоришь?!
— Чтобы ты знал. Почему не ешь? Оно растаяло…
Я гляжу на него, на эти родные мне заострившиеся черты, и весь мир кажется мне черным, есть только одно светлое и святое, одно-единственное — это лицо… А вокруг — чудовища, маски, орангутанги, только мой умирающий отец — человек!
Кончилось тем, что произошло какое-то затемнение в моей голове, и все погасло.
А когда посветлело снова, я смутно увидел вокруг себя людей, почувствовал мокрый носовой платок на лбу и чьи-то пальцы на своем запястье…
— Это хроническое? — обеспокоенно спрашивали у отца чужие люди.
— Чепуха, нервы… Ему сказали, что у него появилась куча денег, вот он и обалдел, — грустно пошутил мой отец.
Мой тесть (Опыт портрета)
Мой тесть
(Опыт портрета)
У тестя — голубые слезоточивые глаза и венчик младенчески легких волос на затылке. Временами, после дневного сна, этот пух летает за тестем в виде войлочной косички, на удивление длинной. Иной раз мне кажется, что я не справлюсь с искушением подойти сзади на цыпочках и щелкнуть ножницами. Уж очень вызывающе она торчит, эта косичка. Однако потом она опрятно убирается куда-то внутрь, и получается опять невозмутимо гладкая лысина.
Мы на даче. Дело идет к ночи. Женщины вымыли ноги и легли. А тесть, запахнувшись в очень древний махровый халат, ведет со мной на террасе разговор об искусстве. Наши беседы — все до одной — замечательны тем, что мой тесть несогласен со мной заранее.
Я могу выдавать любые соловьиные фиоритуры в любом количестве. Я могу цитировать в пользу своих убеждений речи Марка Туллия Цицерона против Катилины, письма Станиславского к Немировичу, а также Клару Цеткин.
Он, полузакрыв глаза и кивая, все это выслушает, поднимет палец и скажет таким тоном, от которого у меня рот наполняется сладкой слюной:
— Вы кончили? Теперь, с вашего разрешения, я попробую ответить. Вы говорили замечательно. Сочно, доходчиво, образно, волнительно… э-э… очень интересно!
Задушить человека такими эпитетами ему ничего не стоит. От дневной жары слова у него в голове склеились. Отодрать одно нужное слово ему лень, и он расходует всю обойму.
— Вы вообще хорошо говорите. Эрудированно. Доказательно. Темпераментно… молодец.
Я смотрю на него и думаю, что еще четверть часа назад я мог предложить ему перекинуться в подкидного. Раз уж старику нужна перед сном некая игра интеллекта, подкидной дурак прекрасно выручил бы нас обоих. А теперь слушай и жди. Обнадеживает, что у тестя дремотный взгляд, что его косичка снова выскочила и жалобно повисла на отлете — ладно, потерплю, скоро баиньки.