– Надо выяснить, куда он ушел, и уговорить его вернуться, – сказала я.

– Если он не хочет с нами жить, искать его бесполезно, – возразила Мэри.

– Что мне делать? – с дрожью спросила мама. – Что мне делать? Одевайтесь же, одевайтесь, иначе мы никогда не позавтракаем.

Мы заставили ее сесть на кровать, и она, ссутулившись, опустилась, украдкой поглядывая на письмо в своей руке и явно не желая, чтобы мы попросили дать нам его почитать. Мы были только рады вернуться к одеванию, нашу кровь леденила утрата, и мы чувствовали себя так, словно стояла середина зимы.

– Мама, не волнуйся из-за денег, – сказала Мэри, одеваясь. – Теперь мы можем сделать то, чего хотели с самого детства: бросить школу и самим зарабатывать на жизнь. Мы уже достаточно взрослые.

– Да, да, – согласилась я, – а к музыке мы вернемся когда-нибудь потом.

– Если бы только это произошло на пару лет попозже, я бы уже чего-то добилась, и у нас все было бы хорошо, – добавила Корделия.

Тут мама вскрикнула, подняла голову и дико посмотрела на три репродукции семейных портретов, висевшие над нашими кроватями. Я подумала, что, наверное, ей, как и Розамунде, невыносимо видеть этих женщин, которые благодаря своим заботливым мужчинам могли выглядеть такими холеными и привлекательными и украшать себя драгоценностями. Но это было маловероятно. Мама никогда не завидовала неработающим женщинам, тогда как Розамунда не видела в приятном безделье ничего дурного. И как бы сильно я ни была поглощена своей тревогой, но все же отметила для себя это резкое различие между двумя любимыми людьми.

– О, что до денег, что до денег… – начала мама, но в этот момент в комнату вошла Констанция. Впоследствии выяснилось, что мы все одновременно понадеялись на одно и то же: сейчас она каким-то образом докажет, что это неправда. Но она сказала маме:

– Кейт говорит, что ты чем-то расстроена.

– Он ушел, – ответила мама, сидя среди скомканных одеял. Она подняла голову и терпеливо позволила Констанции себя поцеловать, но не успела Констанция отнять губы от ее щеки, как она произнесла: – Куда ему идти? Он исчерпал терпение всех своих друзей.

Я рассерженно напустилась на Мэри:

– Нечего мне говорить, что нам не надо его искать, потому что он не хочет с нами оставаться. Это гордыня. Ему некуда идти, о нем некому позаботиться. У него нет денег. Оставляя нас, он оставляет все. Если он уедет из Лавгроува, то не сможет больше издавать газету, и статьи он тоже не сможет писать без своих книг, а я сильно сомневаюсь, что он забрал их с собой посреди ночи. Что он взял из своего кабинета? Я сбегаю вниз и посмотрю.