В прочие дела он не вмешивался. Колонна работала на пойменных болотах в излуках реки, но это его как бы не касалось.

В пойме реки весь световой день, а иногда и ночью, если было светло, шла работа: Родионов спешил. Геодезисты разбивали трассы под каналы, а начальник колонны уже распорядился строить на топких местах деревянные елани, которые могли бы выдержать тяжелую технику: колонна готовилась к пионерному осушению низинных болот.

Вербин понимал двусмысленность своего положения. Он представлял трест и должен был защищать его интересы, но, с другой стороны, действия Родионова были вполне законны: осушение низинных болот в пойме реки входило в проектное задание, а порядок проведения работ мог решить сам начальник колонны. Родионов надеялся, что, пока колонна будет работать в пойме, проект пересмотрят и Марвинское болото оставят в покое.

Когда идти в колонну не хотелось, Вербин коротал время дома или отправлялся гулять. Он бродил в окрестностях деревни, с каждым разом расстояние и время увеличивались, постепенно он приучил хозяйку не ждать его к обеду; иногда он брал с собой маленький сверток с едой и возвращался лишь к вечеру.

Не раз случалось, он выходил к дому лесника, правда, чаще на кордоне никого не было; иногда, стоя за кустами, он видел одного лесника, иногда его вместе с дочерью, но даже тогда, когда она была дома одна, Вербин из укрытия не выходил.

У него было свое постоянное место, из которого открывался хороший обзор: можно было видеть весь хутор, оставаясь незамеченным.

Ощущение, что он не один и кто-то смотрит на него со стороны, посещало его реже, — бывало, проходило несколько дней, прежде чем он ловил себя на этом.

В один из вечеров середины июня он возвращался домой засветло, в конце деревни отчетливо стучал движок, дающий электрический ток, окна блекло светились, где-то за домами наигрывала гармонь. За густыми кустами он услышал шепот и приглушенный женский смех, улица жила близкими и отдаленными голосами, во дворах шла неторопливая вечерняя жизнь. Вербин увидел, как неярко светятся окна дома, в комнате лицом к окну сидел за столом Родионов. Он писал, считал на счетах, лицо его было сосредоточенным. В дом идти не хотелось, Вербин сел на скамью во дворе. Он посидел, слушая звуки вечерней деревни, потом на улице запели девушки, их протяжное пение стало удаляться, остановилось вдали и долетало едва слышно. Вербин обогнул дом, миновал двор и огород и приблизился к ограде. С пригорка открывались деревенские задворки, огороды, луг, изрезанный мелкими лощинами. Тихая печаль и томление были разлиты в теплом неподвижном воздухе. Отчетливо долетали чьи-то разговоры, лай собак, игра гармони, уличная перебранка, как будто сюда отовсюду слетались отголоски деревенской жизни, слетались и смешивались между собой. Вербин стоял и слушал.