А потом в общей массе звуков незаметно прорезались и стали явными глухие голоса, неразборчивое бормотанье, тихий заунывный речитатив. Вербин прислушался: голоса доносились из старой приземистой бани, стоящей в конце огорода, дверь которой была закрыта, а маленькое оконце завешено изнутри. Он осторожно приблизился и застыл. Край материи прилегал к раме неплотно, сквозь щель была видна часть выщербленного дощатого стола, на котором горела свеча. Он увидел лицо хозяйки, губы ее шевелились, глаза отражали пламя свечи. Второй женщины он не видел, лишь рука неподвижно лежала на столе, и старуха, приблизив к ней губы, старательно что-то шептала, будто доверительно уговаривала ее в чем-то. Начала он не слышал.

— …змея змеею, гад гадом, вампир вампиром, а я буду жить с миром! Руда красная, остановись! Рана, заживай! Аминь, аминь! Бог дал жизнь. Он покорил смерть своим воскрешением. Он всем дал благо и наслаждение. Он создал мир для тварей, а смерть умертвил! Аминь, аминь! Боже, благослови, кровь, остановилась, рана, заживай. Аминь! Аминь! — Голос старухи умолк, потом возник, но уже обычный: — Видишь, Варя, кровь-то и остановилась. Напугалась?

— Еще бы! Нож такой острый. Спасибо, баба Стеша, — отвечал молодой голос.

— Какая нужда еще есть?

— Мальчишка у меня зубами мается.

Вербин прислушался, голос показался знакомым, но вспомнить, откуда он его знает, Вербин не мог.

— Приведи, — ответила старуха, — заговорю.

— А еще… — продолжала невидимая женщина, — баба Стеша, хочу я одного присушить…

— Этим не занимаюсь. Я людям помогаю только, ты же знаешь.

— Вот и помоги мне…

— Какая ж это помощь? Ты-то хочешь, а он, может, нет? Да и в таком деле, знаешь… я присушу, а ты же потом меня сама клясть будешь. Нет, не возьмусь.

— А что же мне делать? Он на меня и не смотрит даже.

— Любовь, девка, силком не берут. Ежели суждено, то и так будет. А неволей возьмешь, потом горше станет.

Вербин услышал скрип и быстро шагнул за баню. Визгливо пропела дверь, старуха и вторая женщина направились к дому. Рядом с хозяйкой Вербин увидел Варвару, молодую женщину, встреченную им дней десять назад на болоте.

— А что, Варя, он наш, деревенский? — услышал он удаляющийся голос старухи.

— Что спрашивать, если отказала, — ответила женщина.

Голоса долетали уже неразборчиво, обе женщины скрылись за домом. Вербин подождал немного и вышел. По привычке он сопоставил то, что увидел и услышал, с тем, что знал, и попытался скептически определить все с помощью иронии. Разумеется, было забавным оказаться свидетелем наговора, — что, кроме улыбки, могли у него вызвать наивные слова, в которые, как дети, верили эти женщины? Он отчетливо помнил за спиной миллионные города, бешеные дороги, множество различных машин — всю сущую на земле жизнь, и в то же время то, что он только что видел и слышал, — было — было на самом деле и несмотря ни на что. Он почувствовал себя так, будто попал в чужую страну, жизнь которой была ему неведома, и хотя язык этой страны он знал, он не понимал ни слова: эта земля оставалась для него непостижимой.