— Вот добрая душа, — сказала баба Стеша. — Понятливый человек и совесть имеет. — В нетерпении и тревоге она посмотрела Вербину в лицо. — Уже?

Вербин улыбнулся и не ответил.

— Ах, Варька, бедовая девка! — сокрушенно всем телом покачалась из стороны в сторону баба Стеша. — Как обхаживала меня да как просила: присуши да присуши! — Старуха от волнения была сама не своя.

— Да вы не расстраивайтесь, — снисходительно успокоил ее Вербин. — Не может этого быть.

— Как не может?! Как не может, когда есть?!

— Случайность, совпадение… Вероятно, и без этого могло бы…

— То другое дело! — перебила его хозяйка. — То ты сам решаешь. А тут…

— Баба Стеша, никто меня не заставлял. — Вербин чувствовал себя глупо, и в то же время он понимал горе этой старухи и хотел ее успокоить. — Я не монах и на здоровье не жалуюсь…

— Варька кого угодно распалит, я знаю, только сейчас не согласием было, не по доброй воле. Ходила она туда, ходила!

— Ну и что? Даже если ходила?

— Присушили они тебя, — горестно сказала хозяйка и вдруг умолкла, настороженно посмотрела по сторонам и сказала серьезно: — Я сейчас тебя отсушу. Отсушу да от нечистой силы заговорю. А там как сам знаешь. Нравится она тебе — сам решай, твое дело, я хоть знать буду, что не силком, не заставил тебя никто. Ты посиди, я сейчас.

Она взяла лампу и торопливо, насколько могла, вышла. Он услышал, как она возится в кладовой, что-то бормочет и чем-то шуршит.

5. Свет за окном набирал силу. Нельзя было сказать, что уже светает, — за ночь так и не смерклось. Вербин удивился тому, что не хочет спать. Непонятное будоражащее беспокойство содержалось в этой короткой светлой ночи. Он почувствовал волнение, начиналась какая-то причудливая, сложная, необъяснимая игра, в которой он был не зрителем — участником.

Старый, скрипучий дом, сумрачный даже в ясные дни, выглядел сейчас незнакомым и загадочным, в углах была скрыта емкая, непроглядная глубина.

На первый взгляд все выглядело неправдоподобно; Вербин удивлялся себе, своему участию в происходящем. В белой неподвижной тишине хозяйка внесла горящую свечу и блюдо с водой. Она поставила все на стол, полезла в печь, разворошила погасшие угли и, найдя один тлеющий, положила его на ложке рядом с блюдом; потом она достала медный поклонный крест.

Вербин молча и неподвижно наблюдал за тем, что происходит. Старуха повернулась к иконе, перекрестилась и тихо забормотала:

— Солнце на закате, ангел на отлете… Господи, господи, посылать тебе нечего: ни поста, ни молитвы, ни денныя, ни нощныя. Запиши меня, господи, в животную книгу свою.