Он испытывал тошнотворную пустоту и усталость, но вместе с тем и какое-то болезненное облегчение, как сознавшийся преступник, — сейчас, здесь ему объявили приговор, и можно было наконец уйти, убраться и зализывать рану.
— Грех, — сказала баба Стеша в печали и как бы подводя всему итог. Она помолчала, вздохнула и заговорила вдруг другим, будничным голосом: — Ты знай, домовой зеркала не любит. Ты возьми себе махонькое или сколок какой, при себе держи, все ж защита. Сорок он тоже не любит, ни живых, ни мертвых, не в ладах они. В давние времена на конюшне сороку убитую вешали, чтоб он лошадей не портил. Так ты возьми себе перышко, я тебе дам.
И в третий раз поразился он в этот день: по-прежнему и несмотря ни на что ее заботила его безопасность. И хотя она предостерегала, а он не внял, баба Стеша старалась помочь ему и спасти.
Два дня ее не было видно, на третий она сама подошла к нему и протянула мятую, оплывшую свечу.
— Я ее под образами скатала. Стояла с ней в страстную пятницу, а в субботу и в воскресенье ходила с ней к заутренней. Сделала как положено. Возьми, ежели ее зажечь, домовик с места не тронется.
Вербин взял свечу. Он не посмел ни улыбнуться, ни отказаться — взял и кивнул в знак согласия.
Вечером он смотрел по телевизору хоккей, трансляция шла из Канады. Хозяйка неслышно ступала за его спиной, иногда останавливалась и смотрела на экран, где носились по полю игроки, сшибались, и дрались, и сломя голову, не жалея себя, кидались вперед.
Старуха безмолвно смотрела на экран. Чужие, далекие ей люди следили там за игрой, точно решалась их жизнь, обмирали и то и дело воздевали вверх руки и кричали, забыв обо всем. Баба Стеша как будто силилась понять все их заботы, горе и радость, лицо ее выражало усилие и немой вопрос.
— Баба Стеша, вы знаете, как передача идет? — спросил Вербин.
— Как?
— По спутнику, через космос… На весь мир.
— А-а… — покивала она.
— А вы говорите — ведьма, домовой… Время другое.
Она глянула на него и улыбнулась.
— Свет большой, все умещается. В одном человеке и то просторно как. Он тебе и умный, и глупый, и хитрость свою имеет, и рубашку отдаст… В человеке разное уживается, а уж на свете… Там тебе спутники, а тут… — Она вдруг умолкла и пристально посмотрела в окно.
— Что? — спросил Вербин.
— Почудилось, смотрит кто-то, — ответила она.
Он быстро приник к стеклу, отгородившись ладонями от света, но ничего не увидел. Тогда он вышел во двор и остановился, прислушиваясь. Беззвучно темнели немые дома. Деревня хранила тишину, лишь слабый шелест листьев доносился с деревьев. Вербин постоял и вернулся.