— Какое там право! В пойме мы успеем, там много не возьмешь. А на Марвинском болоте и технику легче подогнать, и работать удобнее, а главное — выгоднее. Мы заинтересованы в Марвинском болоте.

— Местный колхоз просил осушить пойменные болота у реки, им там нужна земля под поливные огороды. Верховое болото они просили сохранить. Я изучил его: осушение может нарушить водный и биологический баланс.

Радист неожиданно щелкнул тумблером, голос управляющего донесся из динамика:

— Алексей Михайлович, вы меня удивляете! Производственные интересы треста требуют…

— Максим Иванович, колхоз направил обоснованные просьбы о пересмотре проекта.

— Тем более надо спешить! Мы заинтересованы именно в этом проекте. Вы меня слышите?

Родионов перевел взгляд с динамика на Вербина и ждал.

— Я спрашиваю: слышите?! — напористо повторил управляющий.

— Слышу, — ответил Вербин.

— Вам все понятно? Алло… Понятно?!

— Понятно, — сказал Вербин, испытывая досаду и в то же время скуку, злость и желание поскорее покончить со всем.

— Вот и прекрасно. Наверное, это Родионов воду мутит?

Начальник колонны, прищурившись, смотрел на Вербина и ждал, на лице его появилась усмешка.

— Алексей Михайлович, Родионов? — повторил вопрос управляющий.

Вербин повернул голову и, не отвечая, взглянул на Родионова. Тот снова усмехнулся, покивал понимающе и решительно взял трубку.

— Алло! Это я, Родионов! Я приказал начать с низинных болот в пойме реки. Приказ свой не отменю. И пока я начальник колонны, я никому не позволю вмешиваться. Хотите — увольняйте. Все! — С резким стуком он положил трубку.

— Конец связи, — сказал в микрофон радист и выключил рацию.

Было тихо. Федька понуро стоял в углу и жалобно смотрел на Родионова. Тот все еще стоял возле стола с рацией и выглядел усталым, словно после тяжелой работы. Постояв, он тяжело, как старик, побрел к двери, на пороге обернулся, и на лице его снова появилась кривая сожалеющая усмешка.

— Напрасно, Алексей Михайлович, вы думаете отмолчаться. Тут либо «за», либо «против». А середины нет. — Он вышел, прикрыв за собой дверь.

На улице возле конторы озабоченно сновали собаки, в траве рылись куры. На скамье под окном, застыв, сидел старик глухонемой; непонятно было, как он здесь оказался и что делал, — впрочем, он ничего не делал, просто неподвижно сидел с обычным отсутствующим видом.