Подумать только — она до сих пор не отвернулась от него! Он ходил к Аглае, Стеша знала, но не отвергла, не оставила его своей заботой. Сколько ни остерегала она постояльца, сколько ни указывала опасность, он не внял, лишь посмеивался в ответ и беспечно шел туда, где душе грозила погибель. И все же хозяйка по-прежнему и неизменно тревожилась за него.
По привычному людскому пониманию ей давно уже следовало махнуть на него рукой, даже рассердиться за непонимание и глухоту, однако она продолжала его жалеть. Не могла она в досаде или гордости отринуть человека, бросить на произвол судьбы — даже того, кто пренебрег ею. Как невычерпный колодец, хранила она доброту, колодец всегда был полным, опустошить или замутить его было невозможно.
Таясь в закутках дома, хозяйка как бы исчезала в полумраке, растворялась в пахнущей травами сумеречной глубине, откуда следила за происходящим, готовая в любой момент прийти на помощь; Вербин часто не видел ее, лишь понимал ее затаенное присутствие, — могло показаться, что сам дом, огромный темный рассохшийся сруб, переживший многие поколения людей, стережет еще одну судьбу.
С Дашей Вербин виделся теперь реже, но иногда среди дел, в дневной толчее, он бросал все и спешил в лес.
— Даша, ты хотела бы жить в городе? — спросил он как-то.
— Не смогу, — ответила она спокойно, точно решила для себя когда-то.
— Почему?
— Что мне там делать? Своей не стану, чужой не хочу.
— Будешь учиться…
— Ты говорил, тебя из деревни маленьким увезли, а я-то… Не приживусь. Худо, когда от своего уйдешь, а к чужому не пристанешь, так посередке и будешь толочься невесть кем всю жизнь, бельмом торчать да чужие углы отирать.
Он подумал, что она по обыкновению права, подумал и удивился — в который раз.
Вербину казалось, он существует в разных проявлениях: один — в колонне, среди машин, в запахе металла, бензина и солярки, под гул и грохот моторов, которые как бы связывали его с привычной прежней жизнью; другой — с Дашей, в лесу; третий — в почерневших от времени, пропитанных запахом трав срубах, в полумраке, бок о бок со Стешей и Аглаей… Между ипостасями не было очерченных границ, в каждом из проявлений помнились прочие, он то и дело незаметно переходил из одного в другое, в то же время они составляли одно целое — его жизнь здесь, и она разительно отличалась от того, что было с ним прежде.
3. Лето заметно шло на убыль. Дни оставались теплыми, солнце грело, но уже не жгло, полуденный зной ослаб, ночи стали темнее и удлинились.
По ночам выпадала обильная ледяная роса, и, когда появлялось солнце, весь мир умыто блестел. В низинах и на болоте зацвел тростник, а покрывшийся доверху листьями камыш выбросил метелки.