Вербин внимательно осмотрелся. Он почувствовал исходящее из окрестных зарослей внимание; чей-то пристальный взгляд держался на нем ощутимо, как прикосновение, — не понять только, чей и откуда.
Вербин прислонился спиной к дереву и взглядом стал ощупывать пространство перед собой. Потом он обошел дерево и то же проделал с другой стороны. Но кругом было тихо, спокойно, ничего подозрительного он не заметил.
Он отправился дальше, но чувство, что за ним тайком наблюдают, не покидало его; время от времени он внезапно на ходу оборачивался и окидывал взглядом лес. Должно быть, со стороны это выглядело комично и странно, он напоминал мальчика, который один, сам с собой, играет в казаки-разбойники.
Вербин приблизился к лесному кордону. Он подкрался к кусту, за которым скрывался и прежде, и осторожно выглянул: Даша сидела к нему спиной, нанизывала иголкой грибы на нитку. Работая, она напевала без слов, чистый голос плыл по лесу.
Вербин стоял и слушал. Что-то знакомое обозначилось в памяти — пела когда-то женщина в летнем лесу, но так далеко и давно, что не открылось явно. Она проступила едва, лицо смутно брезжило в прошлом: голос, звучащий сейчас в лесу, приблизил ее, она существовала — но где, когда? — память его напряглась. Он застыл, пытаясь поймать черты в фокус, навести резкость, вот-вот, последнее усилие — размытое пятно постепенно оформлялось в образ; Вербин напрягся так, что окостенел: казалось, еще секунда — он увидит ее отчетливо. В это время голос Даши умолк — лицо женщины померкло и исчезло. Он не вспомнил ее.
— Что с тобой? — Даша стояла перед ним и удивленно смотрела ему в лицо.
— Ты пела, я слушал. — Вербин очнулся и пришел в себя. — Мне показалось, я уже слышал когда-то.
— Непогода будет, — сказала Даша. — Зяблик подолгу стонет. Туман утром вверх поднялся, после него пар от леса шел, тоже к ненастью. — Она посмотрела вокруг. — Кончается лето…
— Грустно… — улыбнулся Вербин. Его вдруг остро потянуло в город, на улицы, в толчею.
— Намедни отец об отъезде разговор вел.
— Почему? — озабоченно спросил Вербин.
— Тревога его одолела. Как Родионов уехал, сам не свой стал.
— Я пока есть, ничего не изменилось.
— Я сказала ему…
— А он?
Она помолчала и вздохнула:
— Он Родионову очень верил.
Молча они брели по лесу. Расходящиеся лучи света прорезали сверху вниз тенистое пространство и косо падали на землю. Вербин посмотрел вверх: высоко над головой в просветах между листьями играло солнце.
Одинокий желтый лист размашистыми зигзагами стриг воздух. Вербин следил за ним, не спуская глаз. Иногда казалось, лист не падает, даже взмывает вверх: он действительно поднимался, но потом замирал и круто скользил вниз; это было безнадежное плавание, рано или поздно он должен был коснуться земли.