Хотя суть миссии – в даянии другим, ее исполнители понимают, что делают это ради собственного исцеления. Заботясь о других, выжившие сами ощущают признание, любовь и заботу. Кен Смит, ветеран Вьетнама, который ныне является руководителем приюта и программы реабилитации для бездомных ветеранов, так описывает чувство «взаимосвязи человеческих душ», которое поддерживает и вдохновляет его:

«Есть моменты, когда я совершенно не понимаю, что здесь делаю, поскольку я по натуре вообще не руководитель. Когда мои обязанности начинают тяготить меня, я обращаюсь к своим братьям, и какой бы тяжелой ни была проблема, каждый раз волшебным образом находится то или иное решение, причем по большей части не у меня. Если поискать источник этого решения, то оказывается, что его предложил кто-то, кого коснулся Вьетнам. Можно на это ставить – не ошибешься. Этот опыт затронул тысячи, сотни тысяч, даже миллионы людей. Будь ты вьетнамский ветеран или протестующий пацифист – не важно. Это общее для всех американцев, это то, чему учат в третьем классе на обществознании, это умение позаботиться о ближнем, это братство. Для меня это очень личное. То чувство изоляции – оно исчезло. Я настолько вжился в это дело, что для меня это своего рода терапия»[584].

«Есть моменты, когда я совершенно не понимаю, что здесь делаю, поскольку я по натуре вообще не руководитель. Когда мои обязанности начинают тяготить меня, я обращаюсь к своим братьям, и какой бы тяжелой ни была проблема, каждый раз волшебным образом находится то или иное решение, причем по большей части не у меня. Если поискать источник этого решения, то оказывается, что его предложил кто-то, кого коснулся Вьетнам. Можно на это ставить – не ошибешься. Этот опыт затронул тысячи, сотни тысяч, даже миллионы людей. Будь ты вьетнамский ветеран или протестующий пацифист – не важно. Это общее для всех американцев, это то, чему учат в третьем классе на обществознании, это умение позаботиться о ближнем, это братство. Для меня это очень личное. То чувство изоляции – оно исчезло. Я настолько вжился в это дело, что для меня это своего рода терапия»[584].

Миссия выжившей может также принимать форму стремления к справедливости. На третьей стадии восстановления пострадавшая приходит к пониманию принципиальных вопросов, которые перевешивают личную неприязнь к преступнику. Она понимает, что ее травму нельзя отменить и что желание компенсации или мести никогда не будет удовлетворено полностью. Однако она также признает, что призвать преступника к ответу за злодеяния важно не только для ее личного благополучия, но и для здоровья общества в целом. Она заново открывает для себя абстрактный принцип социальной справедливости, который связывает судьбу других людей с ее собственной. По словам Ханны Арендт, после совершения преступления «на преступника обрушивается правосудие, потому что его действие нарушило покой и безопасность общества в целом… Само государство требует компенсации, оно также требует принятого общественного порядка, который был нарушен и который необходимо восстановить… Иными словами, восторжествовать должен не истец, но закон»[585].