Признавая беспристрастность закона, выжившая в какой-то мере снимает с себя личное бремя борьбы. Править бал надлежит закону, а не ей самой. Подавая жалобу или выдвигая обвинение, пострадавшая бросает вызов попытке преступника принудить ее к молчанию и изоляции и открывает для себя возможность поиска новых союзников. Когда другие выступают свидетелями при даче показаний, они разделяют ответственность за восстановление справедливости. Более того, выжившая может прийти к пониманию собственной правовой битвы как вклада в общую борьбу, в которой ее действия могут принести пользу и другим, и ей самой. Шэрон Саймон, которая вместе с тремя сестрами подала иск против отца за совершение инцеста, рассказывает о том, как ощущение связи с другим ребенком-жертвой побудило ее к активным действиям:

«Я прочла в газете об одном судебном деле. Мужчина признал, что дважды изнасиловал маленькую девочку. Ребенка привезли на оглашение приговора, потому что терапевт решил, что ей будет полезно видеть, как этого мужчину увезут в тюрьму: тогда она поймет, что преступление действительно подвергается наказанию. Вместо этого судья допустил целый парад свидетелей, вызванных в суд для дачи показаний о моральном облике подсудимого. И сказал, что на самом деле в этом зале суда присутствуют две жертвы. Я думала, что эта несправедливость доведет меня до белого каления… Это и стало поворотным моментом: эта ярость и то чувство, когда привлекаешь преступника к ответственности. Я поняла, что это необходимо. Мне не нужно было [его] признание. Мне нужен был сам акт привлечения к ответственности. Я хотела уничтожить это отрицание и притворство. Поэтому я сказала: я приму участие в этом процессе. Я сделаю это ради той маленькой девочки. Я сделаю это ради своих сестер. И, кажется, внутренний голос подсказал мне: “А еще тебе следует сделать это и ради себя”»[586].

«Я прочла в газете об одном судебном деле. Мужчина признал, что дважды изнасиловал маленькую девочку. Ребенка привезли на оглашение приговора, потому что терапевт решил, что ей будет полезно видеть, как этого мужчину увезут в тюрьму: тогда она поймет, что преступление действительно подвергается наказанию. Вместо этого судья допустил целый парад свидетелей, вызванных в суд для дачи показаний о моральном облике подсудимого. И сказал, что на самом деле в этом зале суда присутствуют две жертвы. Я думала, что эта несправедливость доведет меня до белого каления… Это и стало поворотным моментом: эта ярость и то чувство, когда привлекаешь преступника к ответственности. Я поняла, что это необходимо. Мне не нужно было [его] признание. Мне нужен был сам акт привлечения к ответственности. Я хотела уничтожить это отрицание и притворство. Поэтому я сказала: я приму участие в этом процессе. Я сделаю это ради той маленькой девочки. Я сделаю это ради своих сестер. И, кажется, внутренний голос подсказал мне: “А еще тебе следует сделать это и ради себя”»[586].