Цельность личности укрепляется при росте знаний о себе и укреплении самых разнообразных границ. Пограничный человек не знает, где заканчивается он и начинается другой, не чувствует путаницы и смешанности ролей, недостаточно хорошо или вообще не ориентируется в том, что для него приемлемо, а что нет. У человека с ПРЛ при его внутренней хаотичности есть огромная потребность в слиянии с другим, бессознательно ему хочется построить everythingship, «всё-отношения», в которых другой человек будет и другом, и партнером в делах, и любовником, объектом романтических чувств, и терапевтом, и матерью, и дочерью, чтобы закрыть все собственные дефициты. При этом огромном желании одной из самых полезных вещей является не слияние с другим человеком, а обнаружение другого человека в его отличиях, поскольку когда появляется Другой – появляется и Я. Так или иначе пограничный человек нападает и на границы терапевта – на его сеттинг, на границы ролей «терапевт – клиент», на его потребности. Это раз за разом должно заканчиваться фрустрацией, которая при достаточной поддержке со временем превратится в границы личности и отношений.

Когда впервые появляется Другой, то человек с пограничным уровнем функционирования склонен расщеплять его образ на идеально хорошую и идеально плохую часть – так же, как он делает это с собственным образом. Терапевт обычно поддерживает то, что остается в тени (чем тоже немало фрустрирует): в моменты маниакальных привязанностей напоминает о причиненном вреде («Каким бы дорогим и красивым этот подарок ни был, ваш муж все еще вам изменяет»), а в моменты сильного гнева обращается к опыту доверия и привязанности («Я вижу, что вы в ярости от его слов и что вам сейчас очень хочется уйти, но я не могу перестать думать о том, что вы рассказывали о возможности диалога в ваших отношениях, и поэтому рассчитываю, что этот диалог возможен и сейчас»). Такая поддержка цельности вместо поддержки расщепления (которая происходит, если поддерживать только одну часть) постепенно учит пограничного клиента смотреть больше, чем в одну сторону, и видеть больше, чем одно чувство или один контекст. Вместо расщепления появляется амбивалентный, но непротиворечивый и глубокий образ – Другого и себя.

Гнев, с которым может сталкиваться терапевт при такой фрустрации, может быть довольно сильным, поскольку уровень агрессии пограничного обычно весьма высок. Этот гнев может проявляться в жизни пограничного в виде враждебности к другим, в виде саморазрушения или в виде и того и другого. В кризисные моменты жизни люди с ПРЛ обычно разрушают и себя, и отношения, но есть закономерность: чем больше агрессии направлено в один канал, тем меньше ее остается в другом. Например, пограничная девушка так разозлилась на мой отпуск, что пошла к другому терапевту, обманув его в том, что она не получает никакой другой терапии, и работала этот месяц с ним, а когда я вернулась – просто пропала из контакта с ним (потом написала письмо с объяснениями и извинениями). Это был акт, направленный сначала против меня, а потом против него и против этих отношений, но одновременно она весь месяц не пила, не попадала в свойственные для нее сексуальные приключения и даже начала принимать антидепрессанты. Враждебность, направленная вовне, деструктивна и приносит огромный вред пограничному человеку, но она лучше враждебности, направленной вовнутрь. С другой стороны, внешняя враждебность создает серьезные сложности для создания терапевтического альянса и устойчивости отношений с терапевтом.