Несмотря на строго ограниченную социальную жизнь, Рут работала медииинским секретарем, и у нее сформировалась глубокая привязанность к врачам отделения хирургии, один из которых побудил ее обратиться за помощью по поводу навязчивых краж в магазинах и саморазрушительной диеты. Она очень гордилась своей работой и была в ней предельно добросовестна, транслируя, насколько способна к высокому уровню функционирования, и то, в какой степени ее поведение формировалось из страха потерять контроль или сделать что-то не так. Опасаясь микробов и заражения, она несколько раз в день убирала свой дом, она неоднократно проверяла сообщения и письма, иногда надолго оставаясь для этого в офисе после окончания рабочего времени. По завершении моей оценки ее пригодности для психотерапии в течение трех встреч я подготовила отчет для суда, в котором подчеркнула основополагающий смысл воровства Рут в магазинах (получать наказание за свою бессознательную вину) и его компульсивную природу.
После встречи я подготовила психологический отчет для суда по поводу трех случаев хищения кондитерских изделий и нескольких дешевых браслетов. Участковый настаивал, чтобы Рут получила условное наказание; ее преступления были довольно незначительными, но они повторялись. Я рекомендовала ей терапевтическую работу с базовыми проблемами и кражами, основной Функцией которых было наказание себя за запрещенные импульсы. По моему мнению, для уменьшения риска повторного преступления и облегчения психологического расстройства нужна была индивидуальная терапия, которая позволила бы устанавливать связи между утратой, разочарованием, застреванием в отношениях с матерью и желанием Рут наказать себя голодом и воровством.
Рут была приговорена к двухлетнему условному наказанию без требования обязательного прохождения терапии, поскольку я указала, что работа будет более эффективной, если она будет проходить по ее собственному желанию. Было ясно, что если подвергнуть Рут принудительному лечению, это опять воссоздаст ситуацию ограничения и сделает ее покорной.
Рут долгое время проходила терапию с моим коллегой и в течение этого времени не совершала повторных правонарушений, хотя продолжала голодать во время стресса и перерывов в терапии. Ей было трудно посещать более трех сессий подряд и не пропустить следующую, как будто терапия, как еда, была чем-то, что ей нужно было контролировать, и чего она себя лишала.
Она использовала терапию, чтобы исследовать свое чувство гнева, покинутости, чувство вины и замешательство после внезапной и разрушительной смерти отца. Оказалось, что ее нападение на собственное тело было отчасти нападением на этот ненадежный внутренний объект, а также попыткой сохранить его в живых через болезненный процесс траура, в котором исцеления произойти не могло и в котором от любимого потерянного объекта не нужно отказываться. Этот процесс был описан Фрейдом в работе «Печаль и меланхолия», в которой он исследует, как в суицидальных пациентах агрессия по отношению к потерянному объекту поворачивается внутрь, к ненавистной части себя: «тень объекта падала на Эго» (Freud, 1917, р. 258).