Рут почувствовала, что ее голод может быть опасным; осознание своего тела пробудило ее сексуальные чувства и вызвало гнев в связи с удушающим контролем матери. Ее бессознательным чувством вины в отношении этих переживаний можно было управлять через потакание, а затем наказание себя пищей. Она могла позволить себе пищу в ситуациях, когда была бы наказана, и только ту, которой жаждала, — сладости с их высоким содержанием калорий. В этом смысле анорексия связана с опасением относительно ее собственных основных импульсов. Она отказалась принимать еду в свое тело в нормальных количествах и сильно огорчалась, когда чувствовала, что слишком много съела; голодание можно понять как отражение страха, что съеденное станет внутренним преследователем. Ее аппетит был связан с другими неконтролируемыми и неприемлемыми побуждениями и импульсами, т. е. относящимися к сексуальным и агрессивным чувствам. Сладости представляли собой снисходительность, жадность и детские угощения — то, чему Рут должна была сопротивляться.

Кражи в магазинах связаны с непреодолимым импульсом принять запрещенную вкусную пищу — ту, которой угощали детей. Ее воровство показывало в ней маленького ребенка, чувствующего себя лишенным, ворующего особое удовольствие, которого ему так хотелось, но которого он не заслуживал. Когда Рут ловили, она чувствовала себя непослушным ребенком, которого уводят и удерживают от вреда, как в детстве ее отправляли в ее комнату. Часть ее жаждала этого инфантилизирующего опыта, где ее собственные импульсы будут находиться под внешним контролем, а опасные желания не приведут к неприятностям. Она была освобождена от ответственности и была временно заключена в кокон замкнутого пространства, без соблазна вести себя как взрослый. Употребление сладостей было, как секс, запрещенным удовольствием: Рут могла позволить себе только крошечные частицы этого вкуса и должна была создать ситуацию, когда выполнение ее желаний могло привести к наказанию, что поддерживало постоянную напряженность между желанием и отрицанием. Она не позволяла себе иметь сексуальные отношения, ей было очень трудно забыть то, что она считала катастрофическим последствием ее сексуальных отношений в подростковом возрасте, — смерть отца. В основе ее самоотречения лежало отчаянное ощущение лишений и стремление избежать клаустрофобии от ее отношений с матерью. Используя свое тело как объект для пыток, отказа в еде, а затем поддразнивания с помощью запрещенных удовольствий, она нашла единственный способ утвердить эту автономию и напомнить себе и матери, что ее жизнь была, по сути, ее собственностью.