— И ты тоже? — сочувственно спросила Горислава.

— Нет, — покачал головой Аурвандил, — я не мог простить отцу, что он ее не спас. Наверное не простил до сих пор, хоть и понимаю, что ничего тот поделать не мог. Но когда я сменил обстановку и уехал учиться, все изменилось. У меня появились друзья, я узнавал много нового, я впитывал все, как губка, и меня очаровал Люнденвик, его шумная оживленность, его возможности. И я стал обычным подростком, потом юношей. А потом я подружился с Ингимаром. Мы были знакомы с первого дня, но не сразу сошлись. И когда он стал рассказывать мне подробнее о своем даре, у меня вдруг что-то щелкнуло внутри. Я не был дома с тех пор, как уехал. Не приезжал ни на каникулы, ни на праздники — я не мог.

Все в доме напоминало мне о матери. Но теперь меня иррационально сильно потянуло на ее могилу. Я понял: ведь Ингимар некромант. Причем талантливый и очень сильный. И я стал упрашивать его поднять маму. Он долго отнекивался, очень долго, но, наконец, он призвал ее дух. И это было… — глаза алхимика влажно заблестели, и он опустил веки, — это было, как глоток свежего воздуха после затхлости подвала, как первый день, в который спал затяжной жар, я говорил с ней и плакал, а она утешала меня! Клянусь, в воздухе витал запах лаванды! И мы говорили всю ночь — я даже не заметил, как Ингимар вышел из моей комнаты. Но пришел рассвет, и она, благословила меня, попрощалась и исчезла… Растаяла в воздухе, распавшись на мириады сверкающих пылинок. И тогда я по-настоящему сошел с ума. Я углубился в алхимию по-настощему, я понял, как многого она еще не открыла, я начал экспериментировать сам в академической лаборатории. Учеба отошла на второй план. Я стал одержим единственной идеей.

— Какой? — спросила Горислава, холодея от предвкушения чего-то зловещего.

— Я решил, что пора поднять мать из могилы, — спокойно ответил алхимик. Я разработал не меньше пяти десятков зелий, способных восстановить ее кожу, волосы, кровообращение, кожный покров, заствящих ее сердце биться, а глаза видеть. И я молил богов вернуть ее мне я молил как никогда и галльских богов, и скандинавских, оставлял дары, приносил жертвы. И уговаривал Ингимара. Он категорически отказывался, он сопротивлялся очень долго, но я с маниакальной настойчивостью не отступал. И вот… Он сдался. Мы сели в поезд и поехали вглубь Сольгарда. Мы взяли кэб до моей фермы. Я был оживлен и радостен. Я обещал Ингимару теплый прием на ферме. Я представлял удивленные и радостные лица отца и братьев, когда я введу в дом живую и здоровую мать. На моих коленях покоился саквояж с моими зельями. Мы добрались до кладбища и отпустили озадаченного кэбмена. Ингимар уговаривал меня как мог, но я был лихорадочно возбужден и почти не слышал, что он говорил. Мы поднялись на вершину холма, я без труда нашел ее могилу под старым раскидистым дубом. Взяв в руки лопаты, мы прянялись за дело и раскопали гроб. В нетерпении я сбил крышку. Удивительно, прошло 11 лет, но тление почти не коснулось ее. Веришь ли ты в это? Я узнал черты ее милого, доброго лица. Я погладил ее черные локоны… Ингимара, кажется, трясло от возбуждения и ощущения чего-то запретного. Он начал ритуал, а я обращался к мертвому телу, как к живому, как к камням, которые я уже отлично научился чувствовать. Я чувствовал, как магия смерти сгущается над нами, как наполняет ее. И она восстала, — он вдохнул и открыл глаза, глядя куда-то во тьму.