Аувандил пожал ее пальцы:

— Я знаю, — тихо сказал он, — мне рассказала Яролика.

— Ты знаешь? — удивленно выдохнула Горислава. — Но тогда… Но я… — она закрыла лицо руками и разрыдалась, понимание вдруг свалилось на ее плечи, словно тяжелый груз. — О Мокошь! Я такая глупая, как ты можешь любить меня? Я не ответила на твою любовь — любовь самого доброго, умного и благородного в моей жизни мужчины, — потому что хранила верность мертвому. Я поступила, как и ты, но ведь прошлое остается в прошлом, и все, что должно умереть — должно умереть! О как я раскаиваюсь в том, что я тебя ранила тогда, когда ты признался мне на мосту! Я видела, как тебе больно и так жалела тебя! Я так хотела сказать тебе «да»! Ты даже не представляешь!

Взволнованный Аурвандил сел и осторожно притянул к себе безутешную девушку:

— Ничего, — сказал он, ласково поглаживая ее по спине, — теперь-то все наладится. Не казни себя так. Мы все ошибаемся. А я вот простить себе не могу, что накричал тогда на тебя из-за этого портрета. Моя привязанность к памяти матери стала болезненной. Я это знал, но и не хотел ничего с этим делать до твоего появления. Я лелеял свою боль. Но так больше не будет, верно? — он улыбнулся и спросил тихо, но отчетливо, — ты любишь меня, Горенька?

— Да, да, я очень, очень тебя люблю! — всхлипывая ответила она, прижимаясь к его плечу, — но боже, какая же я дурочка! Шантажом я заставила взять себя с вами, а теперь из-за моей глупости ты ранен, и мы сидим здесь, а наши друзья, как знать, в опасности! Аурвандил, мне так теперь стыдно!

— Неважно, — он потряс головой, — все это неважно, моя милая, — как знать, сколько времени бы тебе потребовалось, чтобы рассказать о своей любви, если бы не этот счастливый случай. Теперь все это неважно. А с Ингимаром и Яроликой, я убежден, все будет хорошо.

— Ты думаешь? — она с надеждой заглянула в его серые, теперь такие теплые глаза.

Он твердо кивнул:

— Я совершенно уверен.

Он погладил ее волосы, наклонился и приник к ее губам и Горислава, забывшая обо всем от наплыва разных чувств, с готовностью ответила на поцелуй. Все существо ее вдруг словно взорвалось. Перед глазами поплыли яркие пятна, будто она посмотрела на солнце, внутренности опалило почти нестерпимым жаром, который удушливой волной покатил вверх, к горлу. Она вскрикнула и отшатнулась от алхимика.

— Что? — взволнованно спросил он, — что случилсь? Я напугал тебя?

— Есть еще кое-что, чего ты не знаешь обо мне, — с замиранием сердца сказала Горислава. — И это… Это может встать непреодолимой стеной между нами.