— Да, но об этом тоже никто пока не должен знать.

Но вот мы вышли из здания и остановились у стены на припекающем весеннем солнышке.

— Я слушаю тебя, Гвендолин.

Девочка молчала, собираясь с духом. Сейчас, под ярким солнцем, ее лицо с тонкими чертами и прозрачной светлой кожей особенно явно выдавало лейскую кровь.

— Папа сказал, что я не ублюдок. Тогда моя мама была его женой?

Значит, Эрик еще не говорил с ней повторно.

— Да, это так. Но может лучше поговорить об этом с отцом? — малодушно предложила я.

— Нет! Лучше я вначале спрошу тебя. Можно?

Ее глаза так отчаянно смотрели на меня, что отказать в ответе я не могла и кивнула.

— Значит, моя мама — Ведьма Луасон? — произнесла Гвендолин почти шепотом.

— Да, твоя мама принцесса Луасон.

Я не знала, что тут еще можно сказать. Своей матери я долго не могла простить меньший грех. Гвендолин замерла и опустила голову. Присев на корточки, прикоснулась к ее руке и заглянула в глаза.

— Гвендолин, помни: ты — это ты. Умная, хорошая девочка. И не важно, кто твоя мать.

Гвендолин бросилась ко мне на шею, чуть не уронив на землю, и плотно прижалась,

дрожа и плача. Я крепко обхватила худенькое тельце и, плюнув на все, села прямо на землю. Посадила Гвендолин себе на колени и стала тихонько покачиваться вместе с ней, гладя одной рукой по спине и приговаривая какие-то бессмысленные слова:

— Не плачь, успокойся, все хорошо…

Наконец, она перестала плакать и отпустила мою шею. Гвендолин чуть отстранилась, но не стала вставать с моих колен. Мы еще помолчали.

— Что тебя в этом пугает?

— Я тоже ведьма?

— Если ты имеешь в виду, что у тебя проявиться магический дар, то наверняка да. Не знаю, как и когда он проявляется у леев, но в тебе явно сильна кровь матери и, значит, рано или поздно он появиться.