Гвендолин внимательно слушала и, похоже было, мои рассуждения ее успокаивали.

— Если называя Луасон ведьмой, ты говорила про то зло, что она причинила многим, то я уверена, тебе это не грозит Уже сейчас видно, что ты девочка добрая, и останешься ли такой — зависит только от тебя.

Глаза Гвендолин высохли. Она серьезно посмотрела на меня:

— Папа поэтому прятал меня тут, что я дочь Луасон?

— Да.

— Потому что все будут меня ненавидеть, как Ведьму Луасон?

— С чего ты взяла, что все будут тебя ненавидеть? Я знаю, кто ты, но ты мне нравишься. Настоятельница матушка Анна всегда знала, кто ты. Разве она плохо к тебе относится?

— Нет. А она знала?

— Наверняка. Думаю, что некоторые сестры тоже догадывались, чья ты дочь. Можешь угадать кто, по тому как они к тебе относились?

Гвендолин задумалась и медленно произнесла:

— Сестра Кирия меня не любит, но она всех девочек не любит. Сестра Сюзан сердится на меня, но потому, что я не люблю заниматься штопкой. А другие сестры обращаются со мной также как с остальными воспитанницами.

— Вот видишь. Так и дальше будет. Оттого, что ты узнала, кто твоя мать, они к тебе не переменятся. А твои подруги? Они перестанут дружить с тобой, когда узнают правду?

— Луза? Нет, она не перестанет, — робко улыбнулась Гвендолин. — И Селестин не перестанет. А другие — не знаю.

Гвендолин встала. Я поднялась вслед за ней.

— Те, кто не сможет отделить тебя от твоей матери, не стоят переживаний. Запомни это!

— Спасибо вам, дарита Таиния! — серьезно сказала девочка.

Не выдержав, я вновь обняла ее. Бедная девочка!

— Тебе будет трудно, Гвендолин. Будь сильной.

Она серьезно кивнула:

— Буду. Папа поэтому раньше мне не признавался? Из-за моей мамы?