– Тогда вперед! Там Эванджелина снимет с микросхемы золото, а Эдип сможет увидеть, на что я обменял его боль.

Маэль отпустил меня, отстранился и пошел вперед. Я направилась следом, проклиная себя за то, что скучаю по его прикосновениям.

* * *

Квартира, в которой с недавних пор живет Эдип, располагается в районе, куда родители строго-настрого запретили мне ходить. Выйдя из метро, я поняла почему. По сравнению с этим районом нью-йоркский Бронкс – просто детская площадка. Все вокруг исписано граффити, ветер гонит по улицам мусор, у рекламного столба стоит рваный матрас. К нам с любопытством подошел бродячий пес, взгляд Маэля заставил его убежать, поджав хвост. Перед домами и вдоль тротуара сидели люди, они слушали громкую музыку, переругивались и провожали нас настороженными взглядами. Я вздрогнула, увидев в одном из дворов сгоревшую машину.

– Зачем вы поселили бедного Эдипа в таком ужасном месте?! Ему было бы лучше, останься он на улицах первого округа.

Маэль цокнул языком и весело взглянул на меня.

– Все так плохо?

Я мрачно кивнула.

– На самом деле все очень просто, – сказал Маэль, посерьезнев. – Легко остаться незамеченным, если не привлекаешь к себе лишнего внимания. Но в некоторых местах это невозможно. В благополучных районах все друг друга знают. С тобой здоровается почтальон, соседи спрашивают, как твои дела, а если долго тебя не видят, то начинают волноваться и даже звонят в полицию. Здесь же, – Маэль широким жестом обвел рукой улицу, – всем плевать, что твой труп разлагается у тебя в квартире, пока он не смердит на весь дом. Здешние жители счастливы, если соседи не устраивают по ним пальбу, случайно увидев в коридоре.

– Ты невозможен, – покачала я головой.

Маэль ответил мне мрачной усмешкой, и я продолжила:

– Твой юмор не просто черный, он… он… – У меня закончились прилагательные.

– Очень жизненный, – вставил Маэль. – К слову, о жизни. Мы на месте, – объявил он и добавил, переходя на английский: – Дом, милый дом…

Я смерила взглядом обветшалую многоэтажку и вздохнула.

– Замечательно.

Я задержала дыхание и не дышала, пока Маэль не отпер дверь квартиры номер 126 и не пропустил меня внутрь. В коридоре, как и в лифте, воняло мочой, использованными детскими подгузниками и готовящейся едой.

Здесь, в квартире, пахло свежевыстиранным бельем и жасмином – благодаря трем большим ароматическим свечам.

– Дети! Как мило, что вы решили заглянуть! – нам навстречу выплыл Гермес, за которым тянулся шлейф дорогого одеколона и лосьона после бритья. И снова – переизбыток страз и геля для волос…