Он ведь не впервые в плену. Ещё во время войны с Крайгором пришлось испытать на себе муки заточения. Но тот плен не шёл даже в сравнение с тем, что пришлось перенести сейчас.

Иттар! Скорее бы сдохнуть, чем снова терпеть пытки, чувствуя себя беспомощным!

Комната пыток находилась на другом уровне тюрьмы, и дорога до неё занимала минут пятнадцать. Четверть часа мучений. Где-то он пытался идти сам, но ноги подкашивались. Он не кричал, чтобы не радовать Дангерта Хармана лишний раз. Хотя эмоции наверняка выдавало его лицо.

Да что уже, осталось совсем немного. Скоро мучениям конец. Он должен признаться, что проиграл это сражение. Нужно просто смириться с неизбежным. А ведь он даже не узнал, что выяснила Ника в Элемаре…

Видимо, это кара за то, что он делал раньше сам…

Его руки резко подняли вверх, подтянув цепи к креплению под потолком. И он снова оказался в подвешенном состоянии, когда ноги едва касались пола камеры пыток. Харман уже несколько раз проводил с ним подобную экзекуцию, получая от этого истинно садистское удовольствие.

От одежды уже давно остались только лохмотья. Покрытое ожогами тело не хотело подчиняться. Даже если его сейчас отпустят, он всё равно не выживет. Счёт идёт на часы. С такими ранами не живут.

Ощущение беспомощности перешло в очередную конвульсию.

Приоткрыв через силу глаза, он увидел направленный на него соколиный взгляд Дангерта. Главнокомандующий явился в последний раз посмотреть на его мучения. Стайген вдруг заметил в его глазах фанатичный блеск – подобный тому, который обретали солдаты при воздействии на них магии амулетов. Мелькнула мысль, что Харман и сам подчиняется внешним приказам. Но свет пламени горелки заставил его сфокусироваться на другом.

– Прощай, ан Эрикс! Я присоединяюсь к своему непобедимому войску. Жаль, что мы больше не увидимся. – Харман повернулся и дал сигнал палачу.

Стайген интуитивно дёрнулся, увидев, как накаляется горловина горелки. Железные клещи уже раскалились добела и медленно приближались к его груди. К ногам были подвешены тяжёлые гири, которые не давали шевельнуться.

Вечность мироздания…

Вот это боль!!!

Раскалённый предмет прожёг ещё нетронутый участок кожи, и Стайгену показалось, что в этот момент он увидел всю свою жизнь разом. Сквозь пелену, что застилала глаза от боли, он заметил силуэт Хармана, потом услышал слова:

– Кончай с ним. С меня довольно. Пусть он сдохнет в муках.

Звук закрывающихся дверей….

Запах горелого мяса…

Боль вдруг ушла. Наступило какое-то состояние забытья, и тело уже не чувствовало, что с ним делали.