… Кота-а, — насмешливо протянула она и вдруг рот ее злобно скривился. — Уличная кошка не станет жить в городской квартире, ты, идиота кусок! — брызгая слюной заорала она мне. — Не станет! Убирайся отсюда — здесь тебе не место!..! Убирайся, шоб тоби повылазило и выбери, наконец, то, что ты хочешь! — она пошла на меня, согнувшись почти пополам, выставив перед собой скрюченные пальцы рук, и с пальцев у нее закапало, засочилось что-то красное, что-то… бурое, но не засочилось, а…

Я попятился, вышел из спальни, захлопнув дверь, и добрел до кабинета. Там никого не было. Я подошел к окну, выглянул наружу и увидел мрачный пустырь с валяющимися на нем бетонными плитами, какими-то железяками, освещенными все тем же багровым заходящим солнцем (странно, что же здесь — два солнца, ведь спальня выходит на другую сторону, а там тоже…). Я тупо посмотрел на пустырь сверху и стал соображать, закрыта ли входная дверь — ведь если не закрыта, Кот мог убежать на этот пустырь, и там… Что — там, если никакого пустыря там нет, там должны быть дома и шоссе… Но все равно, надо сходить и проверить. Надо…

— Тебе бы надо, понимаешь, гроб с музыкой, — раздался позади задумчивый голос, я обернулся и увидел сидящего в кресле за компьютером старого полковника — бывшего хозяина нашей «дачи», наливавшего в граненый стакан из мутной бутыли какую-то жидкость. — А пустырь, не пустырь, — полковник выпил, — это, брат, все так, щепки, мусор, — он пожевал губами, подумал и сказал: — Главное, понимаешь, выбрать, а остальное… Вот, что, ты думаешь, я тут пью, — он кивнул на бутылку