Казалось, золотая осень была еще вчера, и вот уже самая настоящая зима. Быстро. Смена времен года неотвратима и не поправима, как смерть...

«Какая нелепая мысль!»

Этой осенью ее отец был еще жив, его здоровье улучшалось, он шел на поправку, и ничего не предвещало беды. Эрилин занималась тем, что все время протестовала, борясь за свою независимость, фехтовала со стражей и веселилась, отпугивая женихов... Как же тогда все было легко и просто... Она даже считала себя мастером фехтования. Забавно, какой на самом деле беспомощной и неопытной она оказалась.

Эрилин посмотрела на свои руки, все пальцы были в уже подживающих ссадинах и мозолях. Гэбриэл говорил, что она делала успехи в стрельбе из лука, но она чувствовала, что стреляет так же, как и фехтует: в настоящем бою ее убьют в первые пять минут...

Принцесса не додумала мысль. В дверь постучали.

Она спрыгнула с подоконника и, не спросив, кто, распахнула дверь.

Почему-то Эрилин даже не удивилась, увидев на пороге Гэбриэла. Она ждала, что он придет, все эти дни.

Злобы и воинственности в ней давно уже не было, только усталость.

— Если ты пришел, чтобы прочистить мне мозги, то уходи, — попросила она, пытаясь не встречаться с ним глазами.

Но Гэбриэл не ушел.

— Могу я войти?

Это что-то новенькое. С каких пор он спрашивает разрешения?

Эрилин отошла от двери, все еще смотря в пол.

— Проходи.

Гэбриэл вошел и прикрыл за собой дверь. Он молчал и она тоже, просто стояла посреди комнаты, вытянув руки по швам, и смотрела под ноги.

— Эр, я был не прав, — сказал Гэбриэл. — Я не должен был взваливать на тебя такое.

Не «извини, я ни в чем не подозреваю твоего брата», мрачно отметила она.

— Я пустился в хладнокровные расчеты в духе Братства, — продолжал он, — не думая о твоих чувствах.

— Ты все еще подозреваешь моего брата, — прошептала Эрилин, почему-то голос звучал еле слышно.

— Но я забыл, что ты не можешь его ни в чем подозревать. И не должна.