Я уперся в него упрямым взглядом.

— Я не ваш Эридан, чтобы бегать, как заяц, — едко произнес я.

— Ты не он, — покладисто согласился Мельвидор, — и ты не заслуживаешь такого конца. Это наша вина...

— Если ты будешь рассуждать об этом особенно громко, — напомнил я, понизив голос, — то займешь соседнюю камеру, как пособник, — потом снова заговорил громче: — Никто никого не винит. Хорошо? — они оба закивали. Я выдохнул с облегчением. — Вот и отлично.

— Я попробую поговорить с остальными министрами, — пообещал Мельвидор. — Может быть, они что-то придумают. Шааген, Ингер, Варнус...

— Варнус? — скептически переспросил я. — Да он ненавидит меня с самого начала.

— После последней финансовой реформы он у тебя готов с руки есть, — возразил волшебник.

Я только пожал плечами, с руки, так с руки. И если Мелу хочется поговорить с ними, пусть говорит, это ничего не изменит.

— Мы придем завтра, — пообещал монах на прощание.

— Приходите, — разрешил я.

Что ж, если дела пойдут так, как я думаю, они все успеют ко мне прийти ни один раз. Сакернавен и Холдер непременно решили устроить показательное выступление из моей казни, такое же, какое я учинил для Эрвина и Лигурда. А это займет время, гости же должны успеть съехаться со всех провинций.

Я поднял голову к потолку и невесело рассмеялся.

— Ты слышишь меня, Эрвин? Твои проклятия сбываются, ты отмщен.

Но потолок не ответил, и на том спасибо.

Я еще немного побродил по камере и упал на койку, на этот раз лицом вниз.

Эйнира пришла только через три дня. Выглядела она спокойной, в отличие от остальных посетителей: не злая, как Гердер, и не скорбящая раньше времени, как Мел и Леонер.

Я прильнул к решетке.

— Почему не приходила? — вышел придушенный шепот.

Эйнира дернула тонким плечиком под шалью, наброшенной на платье.