– Всегда к вашим услугам. ― Стараюсь улыбнуться. ― Выпьете?
– Нет. Даже не зайду. Просто задам несколько вопросов.
– Как знаете. Тогда еще подышу с вами воздухом.
У краснокожего усталый вид. В первую встречу он тоже казался усталым, но то была скорее печать человека, много и плодотворно работающего на свой город и пребывающего в сравнительной гармонии и с ним, и собой. Теперь же Винсент Редфолл, осунувшийся, давно не мывший длинные густые волосы, напоминает бродягу или покойника. Впрочем, он неизменно прямо держит спину, невозмутим и голос:
– У меня вряд ли получится надолго вас отвлечь. А у вас… ― вздох все же звучит, ― помочь.
Равно как и у тебя ― мне, приятель. К сожалению.
– Начнем с простого. Не знаете, вся ли труппа после первой Мистерии ночевала на корабле? Никто не уходил на берег? Вы ведь наблюдательны, мистер Райз.
О да. Наблюдателен. Настолько, что знаю обо всех бедах этого города, хотя предпочел бы не знать. Об оскверненной могиле ― могиле Жанны. О ложном признании в убийстве: едва увидев на представлении мальчишку, я нашел метку вождя в его душе. И даже о летающих над городом «демонах»: орел, и волк, и прочие присягнули мне на верность давно. Жанна звала их друзьями. Не она ли показала им лазейки сюда? Впрочем, как, если она мертва? Да, Жанна мертва, не вернулась, не могла. Пора забыть о ней, сосредоточиться на единственном, чем я располагаю. На Эмме. Эмме, которая сойдет от ожидания с ума, если Мильтон не приедет поскорее. Его нет седьмой день, тиф в Гридли, городе ниже по реке, не отступает. С девчонкой лишаюсь рассудка и я: в Агир-Шуакк скоро сезон Дождей, лощину заболотит, змеи обозлятся, и до меня куда труднее будет добраться. Что если…
Нет. Время еще есть. Все получится.
– Я не видел, чтобы кто-то отлучался: честно говоря, ваш городок непривлекателен, а многие молодчики выглядят опасными. И еще, смею уверить, в труппе, в основном, порядочные люди. Я поверил бы, что кто-то из младших стянул конфету или игрушку, но грабить оружейные лавки и тем более… красть трупы?
Я говорю и многое другое. Отрицательно отвечаю на вопрос, есть ли среди нашего реквизита костюмы животных и механические крылья. Слушаю о том, что рейнджеры повторно обыскивают трюм, и приглашаю обыскать свое обиталище. «Я ничем не могу помочь», ― слетает в конце концов с губ. Ведь «Я ничего не знаю» ― непосильная ложь; ее индеец не заслужил. Я и так виноват перед ним: его живой самобытный город, полный благодарной публики, похож теперь на лихорадочного больного. Как его вылечить? Разве что устранить источник заразы? О Звезды… тогда помогите мне убраться отсюда.