Я лежу, уже не скорчившийся ― распятый на камне. Я жадно вбираю хрупкие созвучия, дышу каждым переливом, слушаю, любуясь отрешенным лицом, дарящим успокоение, как дарит его лишь молитва. Спать… спать… Без сновидений. Подобно мертвецу.

– Спасибо…

Едва ли она видит, как шевелятся мои кровоточащие, грязные от пыли губы. Едва ли слышит. Едва ли… ведь она привиделась мне, привиделась, как орел с серебристыми глазами, как волк с монетой на шее, как другие демоны, плясавшие в небесах. Но Господь спас меня.

– Прощай.

Она подносит палец к губам и исчезает. С ней немеет и меркнет мир.

5 Салем [Эйриш Своевольный Нрав]

5

Салем

[Эйриш Своевольный Нрав]

– Извините, мистер Редфолл, я ничего не знаю об этих ваших… чудищах. И, извините вдвойне, не потерплю грязных инсинуаций об осквернении могил. Мы артисты! Артисты, понимаете вы?

– Понимаю. Я выполняю свою работу, сэр.

– Работу… Ха.

Остановившись на палубе, Бранденберг всплескивает руками; это скорее угрожающий, чем экзальтированный жест. Дружелюбие улетучилось, едва выяснилась причина появления шерифа на «Веселой весталке». Пока индеец пытался чего-то добиться от капитана-директора, подслушанные обрывки их невеселого разговора расползались по судну. Труппа, и без того возбужденная, заволновалась еще больше. Мне, осознавшему все с самого начала, оставалось ждать. Я предчувствовал: со мной захотят поговорить лично, не могут не захотеть. О странных вещах всегда говорят со странными людьми, надеясь, если не на помощь, то хотя бы на понимание.

Только что мое ожидание наконец кончилось: оскорбленный Бранденберг гордо удаляется, а шериф поднимается на крышу.

– Мистер Райз, уделите мне пару минут?