– Они ни в чем не виноваты… я тебе клянусь. Я попросил их помощи, чтобы…

Он осекается. Алая струйка неожиданно бежит изо рта, в углу лопается несколько кровавых пузырей. Я не стрелял в него, никто не стрелял. Но огромное количество кровавых пятен разом расцветает на рубашке. Все больше. Больше. Адамс собирается ринуться вперед, но дрожащая рука поднимается в запрещающем жесте.

– Нет! Я же тебе говорил. Что бы ни случилось…

Левой ладонью он накрывает живот, сгибаясь. Я уже видел: именно так подорвавшиеся, и добиваемые штыками, и раненые осколками зажимают вываливающиеся внутренности. Весь подбородок Райза залит кровью, дуло моего револьвера все еще целит в его взмокший лоб. Но он… улыбается? Да, и это новая улыбка. Жалости нет, есть мольба о ней.

– Мне не отречься от моих богов, ― шепот едва уловим, ― хотя они предали меня. Но… ― последнее он почти сплевывает кровью в траву, оседая ниже, ― ваш добрее и зорче. Ты стал дланью Его, ты ― Его глаза. Посмотри же на меня, жрец Изувеченного Бога. Он ведь впустил меня, сам впустил сюда, неприкаянного и истерзанного. Я люблю ваш мир. Поверь, я… не…

…Не демон. Райз не опускает головы, без страха, лишь с тоской смотрит на мой крест и сам тянет к фигурке Христа окровавленную руку. И, не до конца сознавая, почему, не зная, не ошибаюсь ли, я подаю свою. Удивительно… сколько я порицал прочих церковников за возвращение в Салем и что сотворил сам, когда солдат во мне в очередной раз победил пастора. Легко отказал в пощаде тем, чьей вины даже не знаю.

– Ты сможешь встать?

Сгусток крови вырывается из его рта вместо ответа. Опираться на мою ладонь уже недостаточно, Райз падает на спину, и в этот раз Адамс бросается к нему. Я не слышу лихорадочных вопросов, не слышу окликов. Слышу другие слова, на чужом языке, и от них начинают подрагивать воздух и земля, ниже нависает мрачное небо. Шелестят дубы. Скрипят ели. Крест, которого касалась ладонь Великого, нагревается ― я ощущаю даже сквозь одежду. Меня предупреждают: что-то приближается.

…Похоже на забытый псалм ― мертвые слова, звучание которых уже не восстановить, а можно лишь представить. Окровавленные губы произносят их, а стекленеющие глаза глядят вверх, в синий сумрак. Райз умирает, неотвратимо умирает, и попытки Адамса хотя бы разодрать окровавленную рубашку не помогут. Он и не успевает. Когда губы смыкаются, в последний раз схватив воздух, с неба что-то ослепительно обрушивается, отшвыривая нас в стороны и вгрызаясь в распростертое тело. Это может быть только звездный свет. Принесенный чужими, но не темными божествами. Кем-то, чьих имен нет ни в одном Писании.