И сурово уставился на сенбернара. Тот пристыженно опустил голову.

Миссис Харрис вытаращила глаза.

– Ордера? Да господь с вами, инспектор! Собачка у вас, конечно, умненькая. Но куда ей о таких человеческих штучках знать? Вот мой мистер Харрис, бедняжка…

– Спасибо, миссис Харрис. – Инспектор взял ее под локоть и повел незваную гостью прочь с излучины. – Я… Мы с констеблем Догсли очень вам благодарны.

– Ах, не стоит! – засмущалась она. – Вот мамины пекинесы, проказники…

Когда визгливый голос миссис Харрис удалился, я позволила себе расхохотаться.

Пес улегся на землю и прикрыл голову лапами. Впрочем, это ему не помогло.

– Как вам не стыдно, констебль, – пожурил вернувшийся инспектор. – Повезло, что бедная женщина не поняла, кто вы такой.

Губы его были сурово сжаты, зато в глазах плясали смешинки.

– Гав, – понурился констебль, всем своим видом давая понять, что осознал и раскаялся.

В последнее, впрочем, я не поверила. Инспектор тоже.

– Зачем вам это понадобилось, Догсли? – поинтересовался он, вздохнув.

Констебль завилял хвостом – мол, все понимаю, да сказать не могу, – коротко тявкнул и убежал в кусты. Интересно, у него там форма припрятана? Или оборотни при смене облика сохраняют костюм? Никогда не задавалась этим вопросом.

Из кустов выбрался помятый и сконфуженный, но все-таки одетый констебль. Даже в шлеме!

– Сэр! – Он вытянулся и отрапортовал ломким от волнения баском: – У меня были основания полагать, что миссис Харрис причастна к анонимным письмам, сэр!

– Основания? – Инспектор почесал бровь. – Это какие же?

– Запах, сэр, – ответствовал констебль важно. – Благодаря своему нюху я пришел к выводу, что в пирожках было использовано редкое сочетание специй. Путем опросов я установил…

– Долго репетировали? – перебил инспектор с усмешкой.

И впрямь, констебль говорил как по писаному.

Он залился краской.