Ведьма цеплялась за возлюбленную, пока та не повернулась, чтобы уйти. Рука её выскользнула из руки Ангербоды, хоть та и тянулась к ней, не желая отпускать. Охотница ушла, не оглянувшись.
Когда великанша и её сани исчезли с поляны, растворившись в лесу, женщина рухнула на колени и зарыдала.
Когда она наконец подняла лицо к небу, то увидела, что солнце и луна уже практически не видны. Это зрелище вынудило её заставить себя успокоиться, восстановить дыхание, подняться на ноги. Ведьма вытерла глаза краем рукава и посмотрела в сторону пещеры.
У неё ещё оставались неоконченные дела.
Когда Ангербода вернулась внутрь, то увидела, что Бальдр пододвинул её резное кресло к кровати Хель и, не сводя с неё глаз, сидит рядом, с каждой секундой становясь всё материальнее.
– Если бы ты оставил меня на несколько минут наедине с дочерью, я бы устроила её поудобнее и переодела в чистую одежду. Не мог бы ты пока принести ещё воды из ручья? Во льду есть прорубь, её сразу видно.
Бальдр, поднявшись, кивнул.
– Хорошо, заодно и дров соберу. – Но когда он наклонился, чтобы схватить деревянное ведро, то его рука прошла прямо сквозь него, и мужчина смущённо добавил: – Если, конечно, получится…
Потянувшись за ведром во второй раз, он оказался достаточно плотным, чтобы суметь поднять его. Затем он вышел из пещеры, прикрыл за собой дверь, и внутри воцарилась тишина.
Ангербода вздохнула, стягивая перчатки без пальцев, которые Хель связала для неё в незапамятные времена, и бросила их на стол. В котле над очагом осталось немного воды после приготовления зелий. Она опустила его ниже к огню, чтобы подогреть, а когда удовлетворилась температурой, достала несколько чистых тряпок, сняла с дочери грязное платье и вымыла её – по крайней мере, верхнюю половину тела.
Лицо Хель всё это время оставалось абсолютно бесстрастным, и она не произнесла ни слова.
– Знаешь, когда ты была маленькой, то вела себя точно так же, – сказала колдунья, натягивая чистое платье через голову женщины, просовывая её руки в рукава и спуская подол вниз, чтобы укрыть тело.
– Как? – наконец переспросила Хел.
– Злилась, когда не могла чего-то сделать сама, – ответила ведьма, поправляя одеяла и меха вокруг дочери. – Впадала в ярость от своей беспомощности.
Взгляд молодой женщины скользнул мимо матери и упал на вязаные перчатки на столе. Она скорчила гримасу.
– Ты всё ещё носишь эти жуткие старые штуковины?
– Почти не снимала с той ночи, когда ты мне их подарила. Они стойко пережили все эти годы, едва ли не так же хорошо, как пояс, сделанный Гёрд, – ответила Ангербода, но дочь лишь отвернулась, скрывая своё лицо.