– И что теперь? – шёпотом спросила Любомила. – Как игошу-то прогонять?
– Пол фскройте, а после идите прось иф ифбы, – сказала Здислава. – Дальфе бес вас расберёмся.
Безсон молча принялся отдирать доски. Дара и Здислава сели рядом на лавке, наблюдая за ним. Люба молилась.
– А он не выскочит, когда доски отдерём? – опасливо косясь на мужа, спросила она. – А то как вцепится зубищами…
– Не всепится. Солнце ефё над фемлёй висит, младенеф спит, – заверила Здислава и прижала крепче к груди холщовый мешок.
– А что там такое в мешке? – глаза у Любомилы горели от любопытства и страха.
– Сто надо, – огрызнулась Здислава и захихикала. – Много будесь снать, скоро состарисься.
Смех у ведьмы был страшный, безумный почти, даже Даре стало не по себе, хотя она и привыкла к старухе. Но шутка у Здиславы вышла на редкость злой, ведь в мешке лежал череп Лады, а родная мать несчастной стояла рядом и не ведала, что могилу её дочери разграбили минувшей ночью.
Затрещало дерево, и Безсон наконец отодрал одну из досок.
– Есё одну, – велела Здислава. – Стобы Дара пролесла.
Дара громко вздохнула, поёрзала неловко на месте, не в силах сдержать волнение. Некому, кроме неё, было усмирять игошу, Здислава не пролезла бы в подпол. С треском поднялась ещё одна половица. Все вытянули шеи, вглядываясь со страхом в дыру в полу, надеясь и одновременно опасаясь увидеть там мёртвого младенца.
– А где именно его закопали? – спросила Дара.
Безсон чуть не уронил лом.
– В той стороне, – он осторожно указал пальцем на дверь. – Тогда ступени прогнили в сенях, не жалко было ломать.
Он поддел ломом очередную доску. Сердитый плач дерева заставил вздрогнуть всех в комнате. Когда дыра в подпол стала достаточно большой, Безсон отложил лом в сторону.
– Я тут оставлю, – проговорил он. – Вдруг пригодится.
Любомила уже топталась на пороге, торопясь уйти из дома.
– В темноте-то управитесь? Солнце заходит.
– А нам свет и не нуфен, – хмыкнула Здислава, беззубо улыбаясь.
– Ну Создатель тогда вам в помощь, – пробормотал Безсон и вместе с женой поспешил прочь.