Хлопнула дверь. Дара прислушалась к удаляющимся шагам и негромким голосам. Стало совсем тихо, и тогда Здислава сказала:

– Саслони ставни.

Дара покосилась на старуху в сомнении.

– Ни зги не видно будет. Как я стану игошу ловить?

– А сего его ловифь? Сам приполсёт к масери.

И Здислава достала из мешка череп, положила себе на колени.

– Сакрывай, – сердитее прошамкала ведьма. – Нави свет не любят.

Дара поднялась с лавки, бросила взгляд на умирающий дневной свет и плотно захлопнула ставни, те были хорошие, крепкие, ни одной щели не нашлось, и в избе стало тут же темно, как ночью.

– Детям Морены не нусен свет, – раздался в стороне голос Здиславы.

– Неужто? – хмыкнула Дара. Она чувствовала себя беззащитной, не будучи в силах разглядеть даже собственные руки. – Это почему же?

– Подойди, – велела старуха.

Дара неохотно и медленно приблизилась. Она вытянула перед собой руку, чтобы не натолкнуться ни на что, сделала несколько шагов, пока шершавые старушечьи пальцы не схватили её запястье и потянули вниз, заставив пригнуться.

В лицо Даре смачно плюнули, и она от неожиданности взвизгнула, вырвалась, отпрянула назад и рухнула в пустоту, цепляясь подолом за криво сломанные половицы. С правой ноги слетел валенок. Дара провалилась в подпол. Она упала на спину, поцарапала голень об острые обломки досок, замерла от нахлынувшей боли.

Сверху громко захохотала Здислава.

– Хорофо, осень хорофо, – сквозь хохот вырывалось у неё. – Крофь его расбудит.

Дара втянула громко воздух меж зубов, попыталась опустить раненую ногу и освободить зацепившуюся за доски юбку. Текла кровь. Дара провела ладонью по ноге, пытаясь понять, серьёзной ли оказалась рана. Нога дёргалась от боли, даже пошевелить ей было больно.

– Ну, Ладуфка, девонька, – нежно проворковала сверху Здислава. – Поди к сынку.

Раздался мерзкий чмокающий звук, словно старуха страстно поцеловала кого-то.

– На, лови.

Дара протянула руки, ловко схватила прилетевший череп, и только тогда сообразила, что ясно видела его в кромешной тьме.