Светлый фон

Игоша накинулся со спины. Острыми клыками вцепился он в плечо, оплёл длинным змеиным хвостом грудь, сжал рёбра, обвился вокруг Дары кольцами. Она вскрикнула, пытаясь вздохнуть, но не смогла, из последних сил сунула череп к самой морде игоши, и пустые глазницы Лады вдруг засветились ярко, словно внутри загорелся костёр.

Дух завизжал, разжал хватку и нырнул в темноту подпола, но свет ударил ярко и нашёл его в самой узкой щели. Игоша жалобно заверещал, заметался из угла в угол, хвост протащился за ним, поднимая клубы пыли. Младенец запищал, словно крыса, заплакал почти как живой ребёнок.

Игоша забился в стены, пытаясь найти выход, а череп словно ожил в руках Дары, сам поворачивал её туда, где был навий дух, и не сводил с него своего взгляда.

– Как его совут?! – через пролом в подпол заглянула Здислава. – Как совут твоего сына, Лада?

Изба вдруг содрогнулась от протяжного вздоха, заскрипела крыша, и снег с грохотом скатился вниз.

– Блуд, – родился голос в пустоте горящего черепа.

Блуд

Игоша замер, прислушиваясь к голосу, приподнял ручки.

– Блуд, – повторил череп.

Блуд

Навий дух щурился, глядя на яркий свет, морщил уродливое младенческое личико. Что-то переменилось в нём, и вдруг вокруг разлилось удивительное чувство покоя. Медленно игоша улёгся поудобнее у стены, свернулся клубочком, обвивая себя хвостом, прикрыл глаза и заснул.

Тогда свет в глазницах черепа умиротворённо погас.

Игоша умер, на этот раз совсем, с концами, и немыслимое опьяняющее счастье накрыло Дару с головой. Ей стало так хорошо, что позабылись все на свете горести, и боль в ноге, и зловонный запах подпола исчезли. Змеиное тело смердело, кровь лилась из раны, а Дара улыбалась блаженно, лёжа на спине.

Счастье. Пьянящее, бескрайнее.

Здислава топнула сверху, и посыпалась пыль.

– Вылесай, а то одуреешь, – прикрикнула ведьма.

Дара распахнула глаза, озираясь слепо по сторонам, она никак не могла разобрать, как очутилась в подполе, толчками, вспышками возвращались воспоминания.

– Фустрее! – поторопила Здислава.

Дара подскочила на месте и стукнулась снова лбом, теперь о пол. Через щели между досок она увидела, как загорелся в избе неяркий свет. Здислава зажгла лучину, и даже в подполе стало чуть светлее.

– Иди сюда, на голос, – позвала ведьма. – И сереп восьми.