– Теперь вы можете повернуться, – говорит она. – Следуйте за мной.

Я подчиняюсь, потирая запястье, и мы выходим в полутемный коридор. Я пытаюсь разглядеть, что она сделала со мной, но не могу, потому что место уколов закрывает браслет.

На нем есть странная гравировка, похожая на руны – такие же, как на том камне, который мой дядя дал мне сегодня утром.

В середине браслета – над местом уколов, которое наконец перестает саднить – расположена светящаяся красная точка. Полагаю, этот красный огонек как-то связан с тем, что я лишилась своей горгульи, и все во мне требует, чтобы я сорвала с себя этот браслет. Чтобы я разорвала его на куски, сделала что угодно, лишь бы вернуть свою магическую силу.

Я понимаю, нелепо так расстраиваться из-за того, что я больше не могу пользоваться своей горгульей, ведь всего несколько месяцев назад я вообще не подозревала о ее существовании. И нельзя сказать, будто я не знала, что в тюрьме я лишусь магической силы. Им приходится это делать, ведь иначе они не смогли бы держать узников под контролем.

Но одно дело – знать это, и совсем другое – чувствовать, каково это. Теперь, лишившись горгульи, я чувствую себя такой пустой. Как будто у меня отняли огромную часть моего существа, и я уже никогда не получу ее обратно.

Умом я понимаю, что это не так, понимаю, что, когда Хадсон, Флинт и я выберемся отсюда, моя горгулья вернется… Мне просто надо помнить, что это не навсегда.

Что все будет хорошо.

Помнить это было бы легче, если бы мы не остановились перед кабинкой из плексигласа футов пять длиной и столько же шириной. Женщина открывает дверь и говорит:

– Входите.

Мне не хочется заходить туда, но выбора у меня нет, и сопротивляться было бы бесполезно. Поэтому я глубоко вдыхаю и делаю вид, будто у меня не сносит крышу от перспективы быть запертой в этом тесном прозрачном ящике.

У меня мелькает мысль о том, что это может быть душ, что кажется мне ужасным, хотя я и знаю, что в обычных, человеческих тюрьмах такое бывает. Но нет, здесь нет душевой лейки – надеюсь, что это хорошо, хотя уверенности у меня нет…

Я прохожу внутрь и пытаюсь сдержать дрожь, когда она закрывает – и запирает – за мной дверь.

– Встаньте в середину, держа руки по швам. И не шевелитесь.

– Что это за кабинка? – спрашиваю я и верчу головой, надеясь увидеть какой-то намек на то, что будет происходить.

– Я сказала не шевелиться.

Я замираю.

– Хорошо, но не могли бы вы хотя бы сказать мне…

– Закройте рот.

Я быстро закрываю рот, и, похоже, как раз вовремя, потому что откуда ни возьмись поднимается сильнейший ветер. Он хлещет и толкает меня со всех сторон, так что становится почти невозможно следовать ее командам «стоять смирно».