Чутье подсказывает мне, что надо опустить голову и не разглядывать ее. Но это было бы слишком похоже на капитуляцию, а мне надо бы оказать особенно ожесточенное сопротивление. И я смотрю на нее так же пристально, как она смотрит на меня, стараясь придать своему лицу максимальное бесстрастие. Ведь она в любом случае сделает то, что собирается сделать, и мой отказ пресмыкаться перед ней ничего не изменит.

Мне бы хотелось, чтобы она сняла свои очки, но что-то подсказывает мне, что они, возможно, защищают меня от нее, а не наоборот. Я чувствую заключенное в ней волшебство, но понятия не имею, что именно она собой представляет: она определенно не вампир и не относится ни к одному из тех видов сверхъестественных существ, с которыми я имела дело в Кэтмире. Но в мире живет и множество других видов сверхъестественных существ, с которыми я еще не встречалась, и она наверняка принадлежит к одному их них.

– Добро пожаловать в Этериум, мисс Фостер, – шипит она, налегая на звук «С», и обходит вокруг меня, отчего мне становится не по себе.

Я верчусь на месте, ибо все мои инстинкты кричат о том, чтобы я не поворачивалась к ней спиной. Холодная улыбка на ее лице говорит мне, что это ее забавляет, но, судя по языку ее тела, она не станет это долго терпеть.

Наконец она говорит:

– Повернитесь. – Звук «С» звучит так же отчетливо.

Я заставляю себя повернуться и едва не всхлипываю от облегчения, когда она снимает с меня тугие кандалы. Пока не чувствую два укола в запястье.

Я пытаюсь отдернуть руку, но она останавливает меня.

– Теперь вы принадлежите тюрьме, мисс Фостер. Вы будете делать то, что говорю вам я, и больше ничего.

– Что вы сделали со мной? – спрашиваю я, чувствуя, что боль в запястье усиливается.

– Сделала так, чтобы ваша магическая сила стала принадлежать нам.

– В каком смысле? – спрашиваю я, пытаясь найти в себе горгулью. Не потому, что мне хочется сменить обличье, а потому, что я хочу успокоиться, хочу убедиться, что она по-прежнему здесь, со мной. Только это не так… я не могу даже найти в себе платиновую нить, не говоря уже о том, чтобы коснуться ее.

Я быстро проверяю, на месте ли другие нити, и чувствую легкое головокружение, обнаружив, что нить уз сопряжения осталась прежней. Но нить горгульи… исчезла.

Меня захлестывает паника, и мне хочется заорать на нее, хочется умолять ее объяснить, что она сделала. Но я уже знаю, что она ничего мне скажет – ведь здесь тюрьма, и она не обязана мне что-то говорить.

Тут я чувствую что-то холодное на том запястье, которое она уколола, и вижу на нем металлический браслет.