– Что-то я не пойму, – удивляюсь я. – Не все ли равно, как ты выберешься отсюда, если все равно окажешься на свободе?

Реми смотрит мне в глаза.

– Потому что, как я уже говорил, раз это верняк, то я не стану рисковать. Я выйду отсюда при помощи цветка и никак иначе. А поскольку ты не отдашь мне цветок, если сама не сможешь выйти на волю, значит, ясное дело, для этого должен быть другой путь.

Он не ждет моего ответа, а просто поворачивается и идет по дороге.

Что ж, ладно, в общем, я могу понять, почему он не хочет рисковать. Возможно, родись я здесь, я бы смотрела на это так же.

Но мне совершенно точно не нравится тот факт, что его план Б подразумевает, что нам придется отправиться в самую жуткую часть Ямы. Взглянув на Хадсона, я вижу, что он тоже от этого не в восторге – это видно по тому, как он то и дело внимательно оглядывает переулок. А также по тому, как старательно он избегает смотреть мне в глаза, как будто не хочет, чтобы я увидела, насколько ему не по себе.

– Мы уже почти пришли, – бросает Реми через плечо, и я надеюсь, что он знает, что говорит, потому что сама я ничего тут не вижу. Большая часть здешних магазинчиков и палаток начинают закрываться, и, поскольку времени остается все меньше, многие заключенные заблаговременно направляются в сторону своих камер – скорее всего, для того, чтобы случайно не опоздать и не попасть на целый месяц в Каземат. Если бы не наша одержимость планом побега, я бы наверняка делала сейчас то же самое.

Фонарей здесь нет, и я стараюсь не психовать из-за темноты. Остается успокаивать себя мыслями о том, что Хадсон и Флинт неплохо видят даже в темноте, но поскольку оба они не в форме, я очень надеюсь на то, что Реми знает, что делает.

Наконец мы доходим до конца переулка, и Реми нажимает на кнопки панели управлении. Это кажется странным, поскольку мы стоим перед кирпичной стеной без окон и дверей – ничего, кроме этого чудного интеркома, висящего прямо на кирпичах.

– Назовите свое имя и цель своего визита, – говорит из динамика громкий четкий голос.

– Ты знаешь, кто я, и, если твоя сеть не дала сбой, тебе наверняка известно, зачем мы здесь.

На том конце слышится смех.

– У вас достаточно средств?

– Ты что, хочешь сказать, что не слышал о пролившемся на нас золотом дожде? – В его тоне звучит явная насмешка, но тюремщик – или кто там сидит на другом конце – только фыркает.

Это еще раз напоминает мне о том, что к Реми здесь относятся не так, как к остальным. За те шесть дней, что мы находимся в этой тюрьме, я уже видела достаточно, чтобы понимать: если бы над этими вендиго так насмехался кто-то другой, то у него бы уже было вырвано горло или по меньшей мере оторвана рука или нога. Но Реми получает в ответ только смех. Странно осознавать, что по-своему эти малые любят его.